Гвенди и ее волшебное перышко - Ричард Чизмар

Он ободряюще ей улыбается – мол, ваша жизнь в моих руках, дамочка, но я замечательно выспался, а утром лишь немного нюхнул кокаина, так что все под контролем – и ныряет обратно в кабину.

Гвенди зевает и смотрит в окно на оживленную взлетно-посадочную полосу. Полет будет коротким, и меньше всего ей хочется работать в пути. Она не выспалась, и настроение у нее скверное. Не прошло и двух суток с тех пор, как в ее жизнь вернулся пульт управления, а потрясение и любопытство уже успели смениться злостью и возмущением. Она смотрит на свой чемоданчик, лежащий под сиденьем впереди, и с трудом подавляет желание снова проверить, на месте ли пульт.

Она закрывает глаза и пытается угомонить навязчивый внутренний голос, который никак не желает умолкнуть. Потом резко вздрагивает и открывает глаза, сообразив, что чуть не заснула. Спать нельзя. Нельзя оставлять пульт без присмотра.

– Это не опасно? – спрашивает она и только потом понимает, что говорила вслух. Снова смотрит на чемоданчик. Лететь часа полтора. Что такого ужасного может случиться, если она ненадолго вздремнет? Гвенди не знает, и ей как-то не хочется выяснять. Поспать можно будет и дома.

Это не опасно? Ей вспоминается старый фильм с Дастином Хоффманом, где был зловещий нацист-стоматолог. Это не опасно?

Когда дело касается пульта, Гвенди знает ответ. Пульт управления очень опасен. Очень.

– Мы готовимся к взлету, госпожа конгрессмен, – говорит второй пилот, выглянув из кабины. – Мы должны приземлиться в Касл-Роке за пять минут до полудня.

Если быть честной с собой – а когда самолет поднялся в облака над бурой лентой реки Потомак, Гвенди решила быть с собой предельно честной, – то придется признать, что главной причиной ее паршивого настроения нынешним утром служат давно позабытые воспоминания из юности.

Это был теплый и ветреный августовский день, незадолго до начала десятого класса. В первый раз за несколько месяцев Гвенди бежала вверх по Лестнице самоубийц. Добравшись до вершины, она села передохнуть на той же самой скамейке, где несколько лет назад с ней впервые заговорил человек по имени Ричард Фаррис. Она закрыла глаза и запрокинула голову, подставляя лицо теплому солнцу и легкому ветерку.

Вопрос, которым она задавалась, сидя на скамейке в тот далекий летний день, снова всплыл у нее в голове – причем нагло и беспардонно – сегодня утром, когда она собирала чемодан и обкладывала пульт управления свитерами и свернутыми носками: Какую часть своей жизни она творит собственными руками, а какая часть определяется пультом с его кнопками и шоколадками?

От этого воспоминания – и главной мысли, содержавшейся в этом воспоминании – ей захотелось закричать от злости и швырнуть пульт в стену. Она, конечно, сдержалась, но это было непросто.

Гвенди знает, что большинству наблюдателей со стороны ее жизнь показалась бы просто сказочной. Стипендия в Университете Брауна, школа писательского мастерства в Айове, стремительный карьерный рост в рекламном агентстве и, конечно же, книги, и фильмы, и премия «Оскар». А потом – выборы в конгресс и победа, которую многие обозреватели назвали крупнейшим политическим потрясением в истории штата Мэн.

Конечно, были и неудачи – сорвался выгодный рекламный проект, не сложилось с экранизацией, и до встречи с Райаном ее личная жизнь напоминала бесплодную пустошь из сплошных разочарований, – но их было немного, и Гвенди преодолевала их с легкостью, на зависть многим.

Даже теперь, глядя на чемодан, в котором спрятан пульт управления, Гвенди верит всем сердцем, что своими успехами она обязана упорной работе и позитивному отношению к жизни, а также настойчивости и толстокожести.

Но что, если это… не так?

Самолет Гвенди приземляется в окружном аэропорту Касла у шоссе номер 39. С низкого серого неба сыпется слабый снежок – даже не снегопад, а легкий поцелуй в щечку от севера, который к обеду покроет дворы и дороги дюймовым слоем слякоти.

Перед вылетом Гвенди позвонила Билли Финкельштейну, одному из всего двоих штатных сотрудников окружного аэропорта Касла, и попросила зарядить аккумулятор ее «субару», оставленного в ангаре на шоссе номер 39, и подогнать его к зданию аэропорта.

Билли верен своему слову. Машина ждет Гвенди на стоянке. Двигатель прогрет, печка жарит вовсю. Гвенди благодарит Билли, дает ему чаевые, хоть это и против правил, и кивает его начальнику, Джесси Мартину, старому папиному приятелю и партнеру по боулингу. Чемодан с пультом она ставит поближе к себе, на переднее пассажирское сиденье, а сверху кладет свою сумку.

По дороге домой Гвенди делает пару коротких звонков. Сначала звонит папе – сообщить, что приземлилась благополучно и вечером будет у них. Мама спит на диване в гостиной, поэтому Гвенди не удается с ней поговорить, но папа безумно доволен и с нетерпением ждет ее к ужину.

Второй звонок – на мобильный Норриса Риджвика, шерифа округа Касл. Норрис не берет трубку, но включается автоответчик, и после сигнала Гвенди оставляет ему сообщение:

– Норрис, привет. Это Гвенди Питерсон. Я только что прилетела в Касл-Рок. Думаю, нам надо встретиться. Позвони, когда освободишься.

Нажимая кнопку «Завершить вызов», Гвенди чувствует, как задние колеса ее «субару» на мгновение теряют сцепление с дорогой. Она осторожно выруливает обратно на середину полосы, снижает скорость и думает: Вот чего тебе не хватает, так это врезаться в столб и потерять сознание, чтобы пульт управления обнаружил водитель снегоуборочной машины, какой-нибудь девятнадцатилетний юнец с банкой жевательного табака в заднем кармане и замерзшими под носом соплями.

В 1999 году до Касл-Вью можно добраться только двумя путями: по шоссе номер 117 или по Плезант-роуд. Гвенди едет по Плезант, мимо частных жилых домов, растянувшихся на полмили – почти все уже украшены к Рождеству, – и сразу после новой спортивной площадки от Американского легиона поворачивает налево, на Вью-драйв. Проезжает еще двести ярдов и поворачивает направо к засыпанной снегом стоянке в квартале кооперативных домов на Касл-Вью. Гвенди с Райаном оказались в числе первых десяти человек, купивших квартиры в новом многоквартирном комплексе. Это было несколько лет назад. И хотя оба постоянно в разъездах, здесь они всегда счастливы вместе.

Гвенди заезжает на место в первом ряду, зарезервированное за ней, и выключает двигатель. Направляясь к пассажирской двери, чтобы вытащить чемодан, обводит взглядом холмы и огороженный крутой обрыв, где когда-то бегала по металлической лестнице, проходившей зигзагом по отвесному склону. Лестнице самоубийц. На самом верху, как темный шрам на заснеженном склоне холма, стоит деревянная скамейка, где Гвенди впервые встретила незнакомца в маленькой черной шляпе.