Иная. Песня Хаоса - Мария Токарева

— Значит, Юлкотена, — с тяжелой задумчивостью проговорил Юлкотеон.

Он сменил дорожный кафтан на домашнее одеяние — длинный расписной балахон. Впрочем, новая одежда не умаляла богатого великолепия почтенного мужа своего народа. По-прежнему в нем читалось горделивое самолюбование.

— Да, отец, — послушно кивала Котена, но ощущала себя в клетке с опасным хищником.

Во всем этом распрекрасном дворце с расписными мозаичными стенами и пышными коврами пришедшая из-за Круглого Моря дочь оставалась чем-то лишним и неправильным. Она бы и сама с радостью сменила все эти увитые виноградом и алым олеандром колонны на привычные стены серой избы. После пережитых ужасов и гонений Котена невольно ждала от Юлкотеона новых бед. Мысль о том, что это перед ней восседал отец, человек, которого она беззаветно любила в детстве, почти не посещала ее. Видно, что-то оглохло в сердце, отмерло вместе с его отплытием.

— Как матушка твоя? — почти дружелюбно осведомился отец, наливая себе и дочери ледяной сок из высокого кувшина с тонким носиком.

— Жена ваша… — начала Котена, намеренно напоминая о матушке, подчеркивая, кем она приходилась влиятельному «боярину» Юлкотеону.

— Уже не жена. Я трижды отрекся от нее. По законам моей страны этого достаточно, — строго оборвал он, но смягчился: — Возможно, следовало забрать тебя с собой за море, это тоже предписано законами моей страны. Но твоя матушка слишком умоляла оставить тебя. Так как она? Жива ли вообще?

— Матушка жива, — сглатывая ком в горле, ответила Котена. — У нее… У нее все хорошо.

Она сжала кулаки, пряча их в складках шелковых одежд, стиснула зубы, чтобы слезы не подступали к глазам. Не здесь, не место. Возвращение в отчий дом не означало теплый прием и безопасность. Она вела сложную игру с этим человеком, при этом не ведая правил.

— Рассказывай, Юлкотена-кызым, как ты попала в Империю Велла. Не меня ли искала? — спрашивал отец и улыбался краем ярких губ.

Котена поражалась, обнаруживая сходство в их чертах. Мать всегда говорила, что девочки рождаются похожими на отцов. Вот и она так же. Взяла от родной только цвет глаз и чуть вздернутый нос. Но и сходство не будило в сердце никаких теплых чувств. Перед ней сидел чужеземец из недоброй страны, купивший ее на рынке. Зато он хотя бы избавил от общества Вхаро. Только за это Котена его и благодарила.

— Признаюсь, отец. Не искала. А шли мы с мужем из Ветвичей, — ответила Котена.

Покровительственный вид Юлкотеона доказывал, что лгать ему бесполезно. Она держала чашу с питьем, но не подносила к пересохшим губам. Горло ее сдавливали незримые цепкие пальцы. Они словно вырастали из самих стен, из каждого витка мозаики, от которой рябило в глазах.

— Вот как. Ушли, вероятно, не по своей воле, — отозвался отец, самодовольно откидываясь на подушках.

— Не по своей.

— Значит, изгнали твоего мужа и тебя.

— Изгнали, я за ним пошла, как и должно честной жене. Нас освятили духи, — кивала Котена, опуская голову.

Отец оказался слишком проницателен. А его темные с зеленью глаза пытливо впивались в нее острым взором. Юлкотеон как будто что-то знал или о чем-то догадывался. И от этого на его лице появлялась хмурая улыбка превосходства. Котена осознавала, что в чужой стране она теперь находится полностью в его власти.

«Поскорее бы Огневик и Генерал Моль вызволили Вен Аура. Вчетвером мы бы что-нибудь придумали!» — посетовала она.

Пребывание в доме отца вызывало в ней день ото дня все больше опасений. Ее держали на женской половине в маленькой комнатке. У отца долгое время не находилось случая поговорить с ней, будто ее вовсе не существовало. К нему, судя по звукам, идущим снаружи, прибывало множество важных гостей с донесениями и поручениями от самого султана. Котена терзалась от неведения. Хоть бы кто-то из этих мужей рассказал, где теперь Вен Аур. Зверинец султана — это звучало не так страшно, как, например, весла и цепи галеры. И все же мужа вновь посадили в клетку, а он так мучился тогда, в Ветвичах, когда их бросили в темницу! Он ненавидел замкнутые пространства, привыкнув к простору.

«Я должна попасть к нему. Любой ценой. Мы выберемся откуда угодно, лишь бы вместе», — решила Котена, сжимая кулаки.

— Это мужа твоего увезли в зверинец султана? — с торжеством заявил Юлкотеон, самодовольно подаваясь вперед.

Котена обмерла, неубедительно пролепетав:

— Что? Какой зверинец?

Но отец лишь махнул рукой, повелевая замолчать, сам же недобро усмехнулся, точно умел читать мысли. Он допил сок, закинул в рот несколько ломтиков медово-орехового лакомства, затем с ленцой откинулся на подушки. Ему, очевидно, нравилось созерцать, как обескураженная дочь застыла в напряженном ожидании. Котена выпрямилась, глаза ее предельно расширились. И в голове лишь билась мысль: «Откуда? Как он узнал?»

— Дурная ты дочь, Юлкотена-кызым. Потому и не забрал я тебя за море. Думал, оставлю в Ветвичах свое проклятье, — без тени радости скривился отец, но оживился, с непринужденностью работорговцев говоря: — Так и быть, я отдам тебя в гарем султана, а не в дом увеселения. Все-таки ты моя дочь в законном браке по меркам вашей дикой страны.

— Что? Нет! Нет! У меня есть муж! Он был… Он… — встрепенулась Котена и одернула себя, вспоминая, что ей именно в гарем-то и надо.

Хотя там, на площади, она надеялась, что отец как-то поймет ее. А он оказался таким же, как ревущая толпа в стольном граде. Еще он твердил о каком-то непонятном проклятии. Как же это надоело! С детства все ее за что-то клеймили. Она честно трудилась и честно вышла замуж.

— Что он? Тварь из Хаоса? — продолжил за дочь Юлкотеон. — Я чувствую на тебе его ауру. — Муж, говоришь? А ты ведьма. Ты хоть поняла, что мы все это время говорили на языке Империи Велла, который ты, очевидно, не знаешь? Так умеют только создания Хаоса.

Котена поперхнулась воздухом от того, как нелепо она себя выдала. Впрочем, Юлкотеон лишь опустил голову, с тяжелым вздохом продолжая:

— Я пытался вытравить этой клеймо из своего рода, но, видно, не смог. И вот ты являешься ко мне, как злой рок.

Котена смутно понимала нечто. Ее отец, этот пришелец из-за Круглого Моря… Он переменился в отношении к жене и дочери вовсе не из-за пушного зверя, как говорили все в деревне. Сперва он баловал подарками, укрывал парчовыми тканями, обещая нарядные сарафаны, подносил украшения. А потом вдруг начал кидаться с ножом. Случилось нечто более серьезное, чем давняя хворь матушки или оскудение промысла. Если бы просто зверь иссяк из лесов, отец забрал бы жену и дочь за море. Котена, ухватившись за предположение, прикрыла глаза и начала вслушиваться. Так и есть: от отца исходила смутная песня, тусклая и унылая, как чахлый цветок в пустыне, но все же песня.

— Отец, ты тоже слышишь ауры Хаоса? — набравшись смелости, спросила Котена.

Она ощущала себя победительницей: она разгадала его тайну. И наконец-то поняла, почему ее считали неправильной в деревне. На сердце сделалось легче, ведь вина за это лежала не на ней. Не она иная, не она неправильная. Не она первая в череде этих новых созданий, стоящих на стыке двух миров. Она наконец-то освободилась от людской молвы. Это ее отец слышал ауры Хаоса, это он был иным. Но отрицал свою природу.