Врачи. Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству - Шервин Нуланд

Первое, что сделал Вирхов по возвращении в Берлин, – познакомил местных врачей с последними разработками в области патологии и рассказал им о собственных открытиях. Чтобы представить материал в доступной для обычных практикующих медицинских работников форме, он структурировал его в виде двадцати последовательных лекций, которые читал в новом институте патологии раз в две недели с февраля по апрель 1858 года. Он нанял некоего господина Лангенхауна, который сидел в аудитории и скорописью дословно конспектировал выступления Вирхова. В конце лета с «незначительными изменениями» он опубликовал их в книге под названием Cellular Pathology – «Целлюлярная патология». В предисловии он написал, что намерен «дать краткий, но всеобъемлющий обзор предмета». Оригинальность взгляда и важность поднятой темы вызвали огромный интерес медицинского сообщества, поэтому не прошло и года, как потребовалась публикация дополнительного издания. Первый абзац предисловия второго выпуска книги заслуживает того, чтобы воспроизвести его здесь, потому что из него можно многое понять о самом ученом, его работе и о том, насколько высоко был оценен его вклад в мировую науку:

Настоящая попытка сообщить в систематизированной форме о плодах проведенных мной исследований, которые противоречат тому, чему обычно обучают в институтах, прежде, чем уведомить о них всю медицинскую общественность, привела к неожиданному результату; оказалось, у меня есть множество как единомышленников, так и решительных оппонентов. И те и другие, безусловно, весьма необходимы, потому что мои друзья не найдут в этой книге никаких необоснованных заявлений, ничего системного или догматического, а моим противникам придется наконец отказаться от своих изобличающих фраз и начать самостоятельно изучать поставленные вопросы. И те и другие могут поспособствовать дальнейшему стимулированию развития медицинской науки.

Вклад самого Вирхова в «стимулирование развития медицинской науки» сложно переоценить. Почти столетие спустя профессор патологии из Университета штата Пенсильвания и выдающийся историк медицины Эдвард Крамбхаар написал: «Эта книга заслуживает того, чтобы стоять на одной полке с Fabrica Везалия, De Motu Гарвея и De Sedibus Морганьи… единой тетрадой величайших медицинских трудов со времен Гиппократа». В 1902 году Уильям Уэлч, который в то время считался старейшиной американской медицины, отметил, что создание Вирховом доктрины клеточной патологии ознаменовало «самый большой прогресс в научной медицине с момента ее возникновения».

Выдвинутые в «Целлюлярной патологии» тезисы стали принципами, на которых будут базироваться медицинские исследования в течение следующих ста лет и более. Одним смелым заявлением он очистил научную среду от всех остатков гуморов и прочей чепухи. Опора Везалия на свидетельства собственных ощущений, акцент Гарвея и Хантера на эксперимент, кропотливый поиск первичных источников симптомов Морганьи, тщательная корреляция между проявлениями болезни и ее анатомическими причинами, требуемая Лаэннеком, – все оказалось в центре внимания в работе Рудольфа Вирхова. В слегка экстравагантном сочинении один из его учеников врач-писатель Карл Людвиг Шлейх писал: «Его орлиный взгляд проник в самую глубь скрытой реакции больного организма и смог увидеть мрачную печать болезни и смерти на усыпанном цветами поле жизни… Он никогда не оставлял попыток проследить путь дракона болезни до самого дальнего его логова, и именно ему принадлежит незабываемый успех проникновения в мозаику пещер организма, в клетки».

Возможно, нетрадиционный язык Шлейха слишком затейлив, тем не менее в его описании научный вклад Вирхова явно недооценен. Он сделал гораздо больше, чем просто выследил дракона до мозаики его пещер; он обнаружил, что даже конечная больная анатомическая структура – это всего лишь ключ; настоящая причина болезни не в нарушении состояния, а в нарушении функций. Проблема не в том, как выглядит нездоровая клетка, а в том, как она функционирует; таким образом, ключ не в самой клетке, а в том, что происходит внутри нее; не патологическая анатомия, а патологическая физиология должна найти решение фундаментальных загадок болезни.

Итак, после публикации «Целлюлярной патологии» микроскопические исследования здоровых и больных тканей стали использоваться для изучения химических и физических процессов, протекающих внутри клеток. Физиология и биохимия развивались семимильными шагами. Фармакология тут же перестала восприниматься как своего рода медицинская ботаника и начала выполнять свою законную роль в восстановлении биохимического здоровья. Впервые за долгую историю наблюдений раковых больных целители поняли, что злокачественные новообразования возникают из здоровых структур: первая раковая клетка в организме пациента – это не инвазивный паразит или нуббин, образовавшийся в период эмбрионального развития, а потомство здорового родителя, в котором произошли некоторые изменения.

Согласно другому тезису Вирхова, у здорового родителя также был здоровый родитель. Каждая клетка имеет поколения предков и прослеживаемую прямую родословную, которая неминуемо берет начало от протерозойского ила, в котором много миллионов лет назад впервые зародилась жизнь. Клетка воспроизводит себя, делясь на две в результате процесса, называемого митозом; не существует никакого самозарождения, и из шляпы природы не выпрыгивают кролики. Существует только непрерывная связь между каждой клеткой и ее потомством. Все клетки, составляющие наши тела, – ближайшие родственники. Многие учителя биологии иллюстрируют непрерывность процесса регенерации, указывая классу на то, что каждый раз, когда мы моем руки, мы уничтожаем бесчисленное количество тысяч клеток кожи и тем самым прерываем линию, которая тянется в сумрачные глубины предыстории нашего вида. Сотни миллиардов раз в день источник возникновения жизни исчезает в канализационных стоках.

Но это еще не всё. Поскольку именно клетка является центром, передающим унаследованные феномены жизни, важно понимать ее взаимоотношения с окружающей средой, под которой подразумеваются не только окружающие ее родственные клетки, но и условия их совместного сосуществования – внеклеточная жидкость. Внеклеточная жидкость обеспечивает каждой клетке не только питание, но и транспортные средства для утилизации отходов, образующихся в результате ее функционирования. Через двадцать лет после публикации «Целлюлярной патологии» французский физиолог Клод Бернард разработал концепцию внутренней среды организма, омывающей клетки, из которой они берут необходимые для жизни вещества и возвращают в нее конечные продукты метаболизма.

Таким образом, пришло полное понимание того, в чем состоит смысл описанного Уильямом Гарвеем цикла: циркулирующая по замкнутому контуру кровь насыщает питательными веществами и одновременно очищает внеклеточную жидкость, которая, в сущности, является фильтратом самой себя. Вещества, поставляемые кровью во внеклеточную жидкость, занимают в клетке место выводимых конечных продуктов, в которых она больше не нуждается, или тех, которые она выработала для удовлетворения потребностей других клеток, например гормонов и пищеварительных ферментов. Этот процесс называется осмос. Когда философы предшествующих столетий опрометчиво рассуждали о балансе в природе, они не знали точного значения многих терминов, хотя широко их использовали. Работа Рудольфа Вирхова, в конечном счете, прояснила их смысл: оптимальный природный баланс обеспечивает взаимовыгодный обмен веществ, в котором участвует каждая клетка любого живого существа.