Аденауэр. Отец новой Германии - Чарлз Уильямс

Вернувшись в конце августа в Бонн, Аденауэр обнаружил, что дело с ратификацией договоров опять застряло в трясине парламентских коридоров. О сентябре как месяце, когда должны были пройти второе и третье слушания, уже никто не вспоминал; теперь говорили об октябре, и то без особой уверенности. Канцлер был вне себя. 18 сентября он отправляет разносное послание Брентано, где пишет, что своей медлительностью фракция ХДС/ХСС помогает саботажникам из СДПГ. Брентано предпочел оставить это письмо без ответа. Очередная плохая новость: Верховный комиссар США Макклой решил подать в отставку и вернуться в Вашингтон в надежде получить пост повыше в случае прихода к власти республиканцев. Еще одним союзником меньше.

Прошел и октябрь, а в бундестаге по-прежнему никакого движения. Зато вроде бы зашевелился Конституционный суд; он почти завершил подготовку юридической экспертизы договоров с западными державами по запросу президента Хейса. Однако — о ужас! — из доверительных источников Аденауэр узнает, что большинство судей придерживается мнения, что содержание этих договоров находится-таки в противоречии с определенными статьями Основного закона. Если это станет официальной позицией суда, то придется до ратификации заняться внесением изменений в Основной закон, но для этого требуется квалифицированное большинство — две трети голосов депутатов, а такого числа голосов правительству никак не набрать.

Вопреки предупреждениям Элерса, Брентано и Герстенмайера канцлер решает идти напролом — заставить бундестаг провести второе чтение договоров в экстренном порядке, надеясь, что «да» депутатов повлияет и на позицию судей. Авантюра заканчивается провалом — договоры не получают даже простого большинства: семнадцать депутатов от фракции ХДС/ХСС воздерживаются, группа депутатов от СвДП вообще голосует против. Это было первое серьезное поражение Аденауэра в бундестаге.

Канцлер не сдается: на 3 декабря назначено новое обсуждение, «второе чтение-2». Заседание бундестага, открывшееся во вторую половину дня в среду, закончилось только ранним утром в субботу. Действо было то еще: депутаты не стеснялись обмениваться оскорблениями, норой казалось, что зал вот-вот превратится в бойцовскую арену. Аденауэр сохранял олимпийское спокойствие, хотя кто-то услышал от него однажды реплику в том духе, что, мол, жалко, нельзя установить что-то вроде умеренной диктатуры, это сэкономило бы массу времени.

Атмосфера слушаний так накалилась не только из-за того, что депутатов на него собрали буквально чуть ли не силком в нарушение регламента и утвержденной программы сессии. Сыграл свою роль и остроумный юридический маневр, придуманный аденауэровскими советниками, чтобы вышибить почву из-под противников договоров в Конституционном суде. Накануне депутаты бундестага от ХДС/ХСС и СвДП — двести один человек — подписали коллективную жалобу в Конституционный суд, смысл которой сводился к тому, что социал-демократы, потребовав от суда объявить Боннский и Парижский договоры неконституционными еще до того, как бундестаг успел их рассмотреть, тем самым нарушили их депутатские права. Это нарушение в жалобе трактовалось как покушение на существующий конституционный строй республики и угроза национальной безопасности, а все иски по таким делам попадали в компетенцию «черного Сената». Он, как можно было предположить, удовлетворил бы жалобу идеологически близких ему депутатов, а это нейтрализовало бы положительный вердикт «красного Сената» по иску СДПГ. Когда на второй день парламентских слушаний этот маневр аденауэровскои коалиции стал достоянием гласности, облапошенные оппозиционеры прямо-таки взбесились, из-за чего бундестаг и превратился в некое подобие новгородского веча. Несмотря на беспорядки в зале, голосование прошло как надо: в субботу 6 декабря комплекс законов, ратифицирующих договори, прошел во втором чтении. Вечером того же дня в Карлсруэ в адрес Конституционного суда ушла и жалоба двухсот одного депутата.

Судьи, однако, продолжали упрямиться. 8 декабря они объявили, что вопрос о договорах будет рассмотрен пленумом суда и его решение станет руководящей директивой как для «красного», так и для «черного» Сенатов, которые пока должны воздержаться от принятия решений как по иску СДПГ, так и но жалобе депутатов от ХДС/ХСС и СвДП. Это было бы не так плохо, если бы не одно обстоятельство: все те же доверительные источники в суде сообщили Аденауэру, что большинство конституционных судей по-прежнему придерживаются мнения, что договоры потребуют изменения некоторых статей Основного закона, а значит, голосов двух третей депутатов, которых у правительственного большинства нет. Здесь Аденауэр сделал еще один блестящий, хотя и не вполне этически безупречный шаг. Логика его была проста: затея с запросом Хейса была придумана в расчете на благоприятное для правительства решение суда, однако коль скоро выясняется, что решение будет неблагоприятным, то ничто не мешает взять запрос обратно!

Собравшийся 9 декабря кабинет констатировал, что Конституционный суд превысил свои полномочия, придав простой юридической экспертизе силу закона прямого действия, предваряющего вердикты обоих своих Сенатов, и принял решение «просить федерального президента отозвать свой запрос относительно экспертного заключения» по содержанию договоров. Хейс охотно откликнулся на эту просьбу, хотя он оказался, вообще говоря, в дурацком положении: вначале что-то запрашивает, а когда ответ почти уже подготовлен, отказывается его выслушать. Впрочем, весь этот трюк, в который его втянули, ему никогда не нравился, и, покончив с этим делом, он почувствовал явное облегчение.

В свою очередь, и судьи со временем «одумались». 8 марта 1953 года они представили пухлую диссертацию на сто пятьдесят страниц, выводы которой были однозначны: правительство право, а оппозиция не права. 19 марта состоялось последнее, третье чтение договоров, они благонолучно были одобрены проправительственным большинством бундестага.

Только теперь Аденауэр стал понемногу остывать от запала битвы. Его не мучили сомнения по поводу того, что он выиграл ее не силой рациональных аргументов, а серией политических и юридических манипуляций. Известно его высказывание в разговоре с верным паладином Глобке: «Ради ратификации этих договоров я не остановлюсь ни перед чем». Характерен и такой момент: проявленная Аденауэром неразборчивость в средствах отнюдь не повредила ему в глазах западногерманского общественного мнения. Напротив: положительный рейтинг правительства с 34% в ноябре 1952 года вырос до 37% в январе 1953-го, 39% — в феврале и, наконец, до 57% ко времени проведения федеральных выборов в сентябре 1953 года.

Разумеется, главным фактором роста популярности правительства было состояние экономики, простых людей политические баталии мало интересовали. А экономика и, соответственно, благосостояние росли как на дрожжах. К 1953 году индекс валового национального продукта на 48% превысил уровень 1948 года, реальная заработная плата рабочих в промышленности выросла на 80%; на 20% увеличилось производство сельскохозяйственной продукции, безработица снизилась до уровня 6% самодеятельного населения. Более того, закон «О выравнивании тягот», принятый в 1952 году, снизил политическую взрывоопасность проблемы переселенцев и беженцев с Востока.

Мысли Аденауэра обратились к реформе избирательного закона. Он уже давно проявлял недовольство системой, при которой правительству приходилось долго и нудно уговаривать депутатов провести тот или иной его законопроект. Учитывая благоприятные для него и его партии тенденции в опросах общественного мнения, он все больше подумывал о перенесении на немецкую почву определенных элементов британской избирательной практики, при которой партия, получающая относительное, пусть даже незначительное большинство голосов избирателей, приобретает абсолютное большинство мест в палате общин. Пропорциональное распределение мандатов должно было, по его мысли, уступить место мажоритарной системе. Конкретно его больше всего привлекал вариант проведения выборов в два тура; во втором, который должен был состояться через неделю после первого, участвовали бы два кандидата, разделившие первые два места по результатам первого тура. Цель такой реформы была очевидна: кардинально подорвать позиции СДПГ в парламенте. Аденауэр не учел, однако, другого явного последствия предлагавшейся им реформы: она в первую очередь ударила бы по мелким партиям, включая союзника по коалиции, каким являлась СвДП. Естественно, свободные демократы не хотели и слышать об отказе от пропорциональной системы и не стали даже обсуждать аденауэровские новации. Аденауэру пришлось смириться и отказаться от своих идей, но лишь на время.