Солдат императора - Клим Жуков

Мы любили друг-друга так, что скрипели ветхие стены, тела наши содрогались от страха и нового, неизведанного восторга. Не каждый день такое случается, что мы изведали. Народившиеся чувства, настоящая буря чувств, требовала выхода и разрядки, а мы и не сопротивлялись. Какое там!

Я не мальчик, к сожалению, не мальчик, причем давно. Но! Сотни и сотни ночей не значили ничего, я только тогда понял, что такое настоящая любовь и страсть, вспышка сверхновой и рождение черной дыры, черт возьми, только в эту ночь я превратился в мужчину по-настоящему, хотя кто бы мог подумать.

Тоже с моей желанной. Ко мне она пришла опытной воительницей на фронтах отношений. И словно в первый раз оказалась с мужчиной – парадокс! В тысячу раз приятнее, что счастливым парадоксом оказался ваш скромный рассказчик.

Я привык раз за разом взбираться на плато любви, и заводить туда свою подругу, что бы потом вместе сорваться в пропасть. По многу раз, каждый новый, забираясь всё выше.

Тогда все сложилось иначе. Никакого пологого восхождения, никаких горных троп, никакого любовного альпинизма. Моментальный взлёт выше любых горных пиков, судорожное парение в сияющей заоблачной вышине и ярчайший стратосферный взрыв гигатонной мощности, всего один, но непередаваемо долгий, сокрушительный, испаряющий сталь, плоть, землю и даже само время.

Потом мы лежали, обнявшись, лицо к лицу на сундуке, мягко целовали глаза и губы, старались унять дрожь рук, лаская наши тела, внезапно оказавшиеся знакомыми до подробностей дактилоскопических.

Мы говорили что-то, кажется, даже более глупое, в сравнении с обычным лепетом после одновременного оргазма. Дурацкие, но уместные вопросы, вроде: «тебе понравилось» и прочее, были отброшены, так как испытанное наслаждение находилось далеко за пределами доступной терминологии.

Я не мог сказать обязательное – «какая же ты красивая», а она – «как же ты хорош», за полным бессилием этих слов. Осталась полная чушь, без которой можно бы и обойтись, но без которой обойтись часто невозможно. Не знаю, сколько мы так лежали, согревая друг друга, медленно паря над грешной землей, не спеша покинуть покоренную и покорившую высь.

Под конец я сказал:

– Меня зовут Пауль Гульди. – Ведь даже головокружение не должно препятствовать вежливости. – А как зовут вас?

Девушка громко и заливисто рассмеялась, откинувшись всем телом, позволив еще раз лицезреть совершенную тяжесть её груди, после чего щелкнула меня по носу и ответила:

– Меня зовут Зарайда. Для тебя – Зара, и можно на ты, дурачок! – После чего подарила долгий, чарующий поцелуй.

Вот так мы и познакомились. Настоящая ведьма, которую боялся весь цыганский табор и не только (в смысле, не только боялся и не только табор), и я – ландскнехт его величества, пришедший наниматься на службу из чужедальних далей.

Что было дальше? Дальше, как и обещано названием главки, была любовь. Зима умерла, родилась жаркая испанская весна и любовь наша расцвела буйными цветами.

Чёрт возьми, товарищи перестали узнавать своего боевого друга, брата-бойца и так далее. На службу я не задвинул, конечно нет. Но попойки регулярно пропускал, манкировал карточной игрой и игрой в кости. Служба днём, а затем… очаровательный домик за городскими стенами, что я, плюнув на рачительность, купил. И Зара, Зара, Зара. И еще тысячу раз она.

Как я раньше обходился и вообще жил без этой чудесной девушки и без настоящей любви? Я понимал, да и она тоже, что такой силы огонь не сможет гореть долго, тем более, что назначенный на май поход неумолимо приближался, выставляя естественную границу нашего недолгого рая. Тема эта была под запретом. О скором расставании мы почти не разговаривали и не строили планов, хотя я сам себе иногда клялся насрать на все и вернуться из Туниса с победоносным флотом императора, навсегда поселившись под этим ласковым солнцем.

А что, в самом деле? Денег мне бы точно хватило, тем более, если продать мой чудный доспех. Открыл бы школу фехтования, как в Любеке и осел бы… Во сне я уже видел счастливое гнездо с кучей детишек, плющом на окнах и моей цыганской колдуньей. Мечта? Быть может, но ради чего мы живем, если не мечтать? Впервые за всю сознательную жизнь я не задумывался над завтрашним днем, наслаждаясь вечным сегодня и сию секунду.

За короткий месяц март Испания превратилась в мой дом, без дураков, как говорится. Служба стала работой, на которой я проводил много времени, соратники в простых коллег, а несколько сотен камней на деревянных перекрытиях в Дом с большой буквы. Ведь там меня ждала та, чье имя звучало музыкой: Зарайда, Зара, Зарушка.

Она, кстати, ждала не всегда. Ни о чем не предупреждая, Зара пропадала на день-два каждую неделю. Я в меру переживал. Ревность? Ни в коем случае. Кто сказал, что ревность непременный атрибут любви? Ха-ха-ха, я много читал в прошлые годы, рыцарская культура однозначно отрицала ревность, клеймя её, как самое низкое, что может испытывать влюбленный. Вспомните «Фламенку»[91]. Я вовсе не собирался превращаться в унылого дрочилу Арчимбаута, сожженного ревностью к его Фламенке. Как представлю:

Кошмар, правда? А ведь:

Вот это правда и ревновать – бесполезно. А если отдашься этой мстительной стерве, тогда рискуешь остаться в дураках и превратиться в нечто подобное:

Ну уж дудочки, верно?

Вы скажете, что этот роман написан двести лет назад и будете правы. Скажете, что настоящее рыцарство умерло, и это тоже правда. Но ведь ландскнехты себя частенько величали рыцарями, а я ландскнехт… Теперь влюбленный, и ведет меня по жизни Амор – ироничный, веселый, строгий и заботливый владыка влюбленных. Такая вот приятная для меня эклектика.

Вот чёрт, что-то я на патетику сбился! Но таково было мое состояние в те счастливые дни, я просто пытаюсь в меру сил передать мое состояние, далекое от боеспособной бдительности.