Призраки истории - Сергей Баймухаметов

Если судить по его последней, программной статье «О кооперации», Ленин в своих мыслях и планах все дальше уходил от государственной экономики к тому, что он называл кооперацией, государственным капитализмом.

В 1921 году народ поверил Ленину и начал пахать и сеять. Уже к 1923 году были восстановлены дореволюционные посевные площади. В 1925 году зерна получили больше, чем в среднем за наиболее благоприятные для России пять лет — с 1909 по 1913 год. В 1928 году общий урожай зерна уже превысил уровень 1913 года.

Вот данные по отдельному Молчановскому району Приобья. Там народ жил таежным промыслом, к земле особо не приучен. А уж в годы военного коммунизма и продразверстки землю и вовсе забросили, несмотря на приказы властей. В 1922 году в районе посеяли… 777 десятин. А к 1927 году под пашню было занято уже 5,2 тысячи десятин — больше в семь раз! Мало того, началась самоорганизация крестьян в артели, кооперативы. В середине двадцатых годов в Молчановском районе действовало пять семенных и тринадцать машинных товариществ, создавались товарищества общественной взаимопомощи и общественной обработки земли. Из двух с половиной тысяч частных хозяйств было кооперировано шестьсот.

То есть никого никуда загонять не надо — люди сами решали, как им развивать хозяйство. По сути — создавали свои колхозы, свои акционерные предприятия. Народ шел ленинским курсом кооперации!

Смог бы Ленин дальше удержать этот курс и — более того — развить его, как он намечал в последних статьях? Одно дело — переломить мнение и настроение большинства на X съезде, в 1921 году. Там у Ленина было два мощнейших козыря. Первый — голод в стране и полная разруха. Второй — то самое «отступление». Мол, нэп — это временно, чтобы преодолеть разруху. А там всех частнособственников к ногтю… «Мы еще вернемся к террору», — говорил он.

А как было бы потом, когда он переменил взгляды на нэп? Да, Ленин был не один, с ним — Рыков, Бухарин, Томский. Но противников — гораздо, гораздо больше. Не только в верхах — в партийной массе, среди самых что ни на есть рядовых. Вполне могли сломать и Ленина, заставить его, вынудить свернуть нэп. Могли и просто свергнуть.

А уж без Ленина нэп был обречен. Тот же Рыков стал после Ленина председателем Совнаркома, вроде бы главная власть у него. Но только вроде бы. Он решительно возражал против сталинских планов коллективизации, прямо заявив Сталину: «Ваша политика экономикой и не пахнет!». Но — оказался бессилен перед волей большинства партии, большинства коммунистов, встретивших нэп как отступление, предательство революционных идеалов. Вождем их был Сталин, который обрел к тому времени огромную власть. О его всемогуществе говорит обращенная к Горькому фраза: «Думаем сменить Рыкова, путается в ногах!» Это значит, что генсек партии уже решал судьбу главы правительства. Рыкова «ушли» с поста председателя Совнаркома в 1930 году. А еще раньше, в 1929 году, Бухарина, Рыкова и Томского вывели из Политбюро, обвинив в «правом уклоне».

Эта победа Сталина была не только победа аппаратная, цековская. За ним стояли и его поддерживали рядовые большевики. По сути, люмпены, за годы Второй мировой войны и Гражданской отвыкшие от дома, от хозяйства, зато научившиеся командовать, презирать крестьян, ненавидеть нэпманов. Они были опорой его политики в масштабах уже всей страны.

Они и начали самую кровавую, беспощадную, гибельную войну против своего народа. «Годом великого перелома» назвал 1929 год Сталин. Впоследствии Солженицын переиначил — «перелома народного хребта».

К 1933 году количество крупного рогатого скота в стране сократилось в два раза, лошадей — в два раза, свиней — в два раза, коз — в три раза. Общий объем сельскохозяйственного производства сократился на 20 процентов. Все зерно реквизировали и продали за границу, чтобы купить машины «для индустриализации всей страны». Начался голод.

Сколько людей было согнано со своих дворов, изгнано из своих домов — теперь установить уже невозможно. В отчетах можно только запутаться. Ведь раскулачивали по разным категориям. Одних отправляли в лагеря и даже расстреливали, других ссылали на Север, в Сибирь и Казахстан — это была категория «спецпоселенцы», третьих — выселяли в пределы своей области, края, республики, четвертых — в пределы своего района. Нет сводных данных.

И потому пробуем подсчитать сами.

К концу 20-х годов в стране было 26 миллионов частных крестьянских хозяйств. По инструкции ЦИК (была такая инструкция, подписанная Калининым!), раскулачиванию подлежало 3–5 процентов от общего числа. Но местные власти, активисты из комитетов бедноты разоряли всех, кто богаче их. Потом это назвали «перегибами» и «головокружением от успехов», активистов пожурили. По расчетным данным, раскулачили 10–15 процентов хозяйств.

Возьмем среднюю цифру — 12,5 процента.

Это значит — разорили, разграбили 3 миллиона 250 тысяч хозяйств.

На то время средний состав сельской семьи — 5 человек. В зажиточных семьях — больше. Потому что кулаки и середняки не дробили хозяйство, у них дети не разъезжались по свету в поисках лучшей доли, как у бедняков, они исконно сохраняли большие семьи как производственную единицу. Можно считать, что в каждом раскулаченном крестьянском доме было в среднем 6–7 человек. Это значит, 21–23 миллиона человек, от стариков до трудных детей, выгнали на улицу, отправили в ссылку.

В селах Украины, Поволжья, Казахстана, где хлеб и скотину начисто реквизировали, начался страшный голод. Люди ели людей. В СССР от голода в те годы погибло, опять же по примерным подсчетам, 7,2–10,8 миллиона человек. (Источник: «Население России в XX веке»).

В гражданскую войну жертв было гораздо меньше — 2,5–3,3 миллиона («Население России в XX веке»).

Коллективизация стала переломом народного хребта во всех смыслах. Помимо физического истребления самых работящих это было уничтожение СМЫСЛА вообще. Смысла жизни, смысла труда на земле. Представьте в деталях раскулачивание, как входят в избу к зажиточному крестьянину какой-нибудь Макар Нагульнов, герой романа «Поднятая целина», с ним молодой сельский парень, бедняк-активист, и молодой парнишка-рабочий с винтовкой. И начинают, по сути, грабеж. Имущество описывают и тут же раздают, а хозяев сажают в сани и под конвоем отправляют в райцентр и далее — на Соловки… Что думают при этом, какой урок выносят из этого молодой сельский парень и молодой городской парень? Ведь происходит что-то непредставимое для сознания человека, особенно крестьянина. Мужика, который всю жизнь работал, построил дом и хозяйство, разоряют и выгоняют как «врага». И это считается «хорошо». То есть «хорошо» быть босяком, ходить с винтовкой, а «плохо» — честно и много работать. Вот какое уничтожение Смысла происходило в масштабе страны.

Роман «Поднятая целина» — гимн коллективизации, так ведь? Потому и возьмем его в качестве доказательства от противного. Как источник информации.

Выделю двух главных для моей статьи героев романа — секретаря ком-ячейки хутора Гремячий Лог Макара Нагульнова и рядового крестьянина Тита Бородина. У Макара Нагульнова двор и дом — пустыня. Он ни хрена не делает и «ждет мировую революции». А Тит Бородин, подлец, не ждет мировую революцию, как ему советуют местные коммунисты, а работает. Вот как рассказывает о нем Макар Нагульнов присланному для создания колхоза в Гремячем Логу питерскому рабочему Давыдову: