Гобелен - Фиона Макинтош

Поздно вечером в узкую дверь промозглой каморки протиснулась миссис Миллс.

Уинифред снова нездоровилось. Когда раздался тихий стук, она мягко отстранила руку графа.

Обезглавливание лорда Кенмура по всем статьям отличалось от той же процедуры, проведенной над лордом Дервентуотером. Во-первых, Кенмур явился на казнь в скромной одежде, во-вторых, был спокоен и немногословен – даже когда пришла пора произнести предсмертную речь. Дервентуотер хватался за каждую соломинку, даром что надежды не было; Кенмур, напротив, все соломинки отмел и только наскоро помолился.

Джейн было видно, как лорд Кенмур послал воздушный поцелуй своим сторонникам и самостоятельно, без помощи явно смущенного палача, снял камзол и жилет. Палач подал ему полоску белого полотна, и Кенмур повязал голову, чтобы волосы не падали на шею и не мешали палачу определять место для смертельного удара. Затем в ладонь палача легла монета – очевидно, плата за труды, и прошелестело несколько слов с обеих сторон.

Лежа на кровати, Джейн вспомнила, в какой момент из желудка к горлу подступила отвратительная кислота. Это случилось, когда палач указал Кенмуру на плаху. Палач проявлял почтение, он как бы говорил: ничего не поделаешь, такая работа. Уильям замер, окаменел. У Джейн иссякли слова, способные успокоить графа и оправдать его в собственных глазах.

Казалось, лорд Кенмур не желает длить агонию ожидания – он тотчас послушно шагнул к плахе, лег, вытянул руки. Палач, явно не готовый к такому поведению, занес топор, однако на этот раз либо сам он промазал, либо дернулся Кенмур. О причинах происшествия, думала Джейн, пускай судачат в пабах и борделях, в кофейнях и питейных заведениях, а также в светских салонах за чашкой чаю. В общем, тело Кенмура содрогнулось, брызнула кровь, но упрямая голова осталась на месте. Джейн помнила, как пылили опилками ноги смертника, с какой судорожной поспешностью палач снова поднял топор. На сей раз голова отлетела, а палач выполнил гнусное задание – явил стекленеющему взору Кенмура его же обезглавленное тело.

Уинифред поплелась за ширму, где ее снова вырвало. Потом, опустошенная, обессиленная, она села на кровать. Одна мысль не давала ей покоя. Происходило нечто неправильное. Джейн достаточно времени провела в теле Уинифред, чтобы понять: нынче привычное недомогание имеет иной характер.

Слишком сильно ее тошнит. Внутренний голос подсказывал, что тошнота вызвана не только зрелищем казни. Когда последний раз была менструация? Уинифред не помнила. Последние месяцы она все время хворала и этому обстоятельству приписывала отсутствие кровотечений. Возможно, она покинула Шотландию, уже имея под сердцем нового маленького Максвелла?

«Ты беременна?» – спросила Джейн, но Уинифред не ответила. Внимание ее поглощал граф.

– Понадобилось целых два удара, чтобы лишить Кенмура головы. Успокойся, Уильям, любовь моя, забудь об этом.

Уинифред не призналась, что перед вторым ударом сомкнула веки – и правильно сделала. О том, что второй удар был успешным, ей сообщила дружно выдохнувшая толпа: слава богу, отмучился страдалец.

Гул толпы все еще стоял в ее ушах, пока миссис Миллс возилась с перчатками – сняла их, почувствовала, что в каморке ужасно холодно, и снова натянула на свои длинные бледные пальцы.

– За мной никто не следил, будьте покойны, – задыхаясь после подъема на лестницу, пропыхтела миссис Миллс. – Более того: все, кому было известно, что вы, дорогая графиня, остановились в моем доме, считают, что вы давно покинули Лондон. Я сама распространила этот слух.

Уинифред поднялась, обняла подругу.

– Вы рисковали, идя к нам, милая миссис Миллс. Почему?

– Причин много. Я слыхала, нынче вечером за вашу голову, милорд, назначена изрядная цена.

Джейн с Уильямом обменялись испуганными взглядами.

– Вы совершили дерзкий и смелый поступок, дорогие мои, но, боюсь, не стоит и дальше испытывать судьбу. Вы оба должны бежать из Англии.

– Мы с вами говорили об Италии, миссис Миллс.

– Верно. И я даже взяла на себя смелость связаться с одним человеком. Он служит в посольстве Венеции. Уверена, вас обоих удастся переправить во Францию, где вы должны обратиться за помощью к королеве Марии-Беатрисе. Ее величество не откажет, и тогда вы без промедления уедете в Италию. Отправляться нужно завтра, до рассвета.

– Поедет один Уильям, – заметила Джейн, даже себя удивив этой фразой. Похоже, Уинифред вступала во владение собственным телом.

Уильям округлил глаза, миссис Миллс чуть приоткрыла рот.

– Похоже, вы забыли про малютку Анну. Кроме того, раз мы отправляемся в изгнание, значит, нужно забрать документы и драгоценности, которые я зарыла в саду. Только так мы сможем обеспечить будущее нашему сыну.

– Почему бы не послать за Анной надежного человека? А Мэри, моя сестра, я уверен, без труда отыщет бумаги и драгоценности. Едва ли следует рисковать… – Тут Уильям запнулся.

Видимо, он, как и миссис Миллс, по лицу Уинифред понял: в этом вопросе перечить ей не стоит. Это было странно. Идея снова ехать в Шотландию исходила не от Джейн – она-то с радостью сбежала бы из Англии из чувства самосохранения, увеличила бы расстояние между собой и людьми короля, затаилась бы и все силы бросила на возвращение в тысяча девятьсот семьдесят девятый год. Увы: власть перешла в руки Уинифред. Конечно, Джейн уже некоторое время чувствовала: Уинифред крепнет, неизвестная стихия, в которой она до сих пор пребывала, отпускает ее душу. Но сегодня впервые Джейн ощутила, что Уинифред наличествует в их общем теле – и контролирует это тело.

«Дорогая Джейн, – прошептала Уинифред, – прошу тебя, потерпи еще чуть-чуть – мы должны съездить за Анной и документами».

«А ты достаточно окрепла?»

«Я сильна твоей силой».

«Тебе, наверно, неприятно, что я в твоем теле. Мне бы на твоем месте было неприятно».

«Ты спасла моего мужа, измыслив хитроумный план; ты проявила отчаянную храбрость. Ты спасла заодно и меня, и будущее нашей семьи. Откуда же взяться неприязни?»

«Но теперь-то ты вернулась!»

«Думаю, да».

«Следовательно, и я могу вернуться в свой мир».

«Кто знает, милая? Надеюсь, так оно и есть, и так было бы лучше и мне и тебе. Да только я должна ехать в Шотландию. Ты ведь меня не оставишь?»

– Надеюсь, ты поедешь не одна? – произнес Уильям, вмешиваясь в странный разговор. Голос звучал чуть надменно. Джейн видела: граф осторожничает. В конце концов, его супруга уже неоднократно доказала, что не принадлежит к категории обычных женщин. А пощечина, которую она отвесила графу! А выражение «твою мать»! Джейн чуть ли не хихикала, вспоминая эти инциденты. Однако граф, похоже, вздумал вернуть себе главенство в семье, право на последнее решение.

– Я поеду одна, – заявила Джейн спокойным, твердым голосом Уинифред. – Я сама заберу нашу дочь. Подумай, ведь ее могут взять в заложницы! А со мной и Анна и документы будут в безопасности.