Дом яростных крыльев - Оливия Вильденштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А если умру? Сможешь ли ты тогда освободиться?»
«Нет».
«Серьёзно? Только я могу это сделать? Но почему?»
«Потому что ты последняя в своём роду».
«Последняя? Может быть, первая, нет?»
«Твой отец превратился в кусок обсидиана».
«Ах, да. Мы же его не считаем. Но разве люди в очень толстых перчатках не могут тебя освободить?
«Ни фейри, ни люди не могут выудить обсидиан из наших тел. Это сделано для нашей защиты».
Его голос звучит так же мрачно, каким выглядит сейчас небо над рощей, которая похожа на арену, где мне придётся сразиться за свою жизнь и жизнь его ворона.
«Значит, только полувороны?..»
Прежде, чем он успевает ответить, мне в голову приходит другой вопрос.
«Тогда почему я не превратилась в кусок обсидиана?»
«Потому что твоя магия была заблокирована в чреве твоей матери, Фэллон».
Мне кажется, что мост начинает раскачиваться под моими ногами. Я хватаюсь за веревку, так как моё беспокойство о токсичных растениях сменилось чем-то большим.
— Заблокирована? — восклицаю я.
«До твоего рождения, ведьма из Шаббе проникла сквозь ослабевшую защиту и заблокировала твою магию», — он замолкает, ожидая, когда я переварю эту информацию.
Но как вообще можно переварить эту правду?
Двадцать два года я задавалась вопросом, почему у меня нет магических способностей. Ну, хорошо. Не двадцать два, но точно около десяти лет.
Я нормальная… мою магию подавили.
Ведьма из Шаббе.
Я не дефектная.
Святой Котел, я не дефектная.
«Прости, что вынужден на тебя давить, Фэллон, но нам надо спешить».
— Зачем? Зачем подавлять мою магию? А моя мать… — у меня в горле возникает комок. — Неужели она на это согласилась, или меня заколдовали против её воли?»
«Твоя мать знала, что это надо было сделать. Ради твоей безопасности, Фэллон. Как думаешь, что сделали бы с тобой фейри, если бы узнали о твоём происхождении?»
«Я бы превратилась в кусок обсидиана, и они без сомнения бросили бы меня в канал».
Я не дефектная. Мои глаза начинают слезиться. А грудь болеть из-за того, как хаотично бьётся моё сердце.
Я не дефектная. Я хочу заплакать, ведь это такое облегчение, но мне также хочется впасть в неистовство из-за того, как со мной поступили.
«Если мою магию подавили, то почему я могу с тобой разговаривать?»
«Твоей тёте только что сообщили о движении, замеченном в роще. Обещаю объяснить тебе всё после…»
Он перестает говорить так неожиданно, что мои брови изгибаются.
— Что?
Я осматриваю его перья, испугавшись, что он собирается снова сделаться железным, но они остаются чёрными и пушистыми. Его глаза закрыты, и когда я не обнаруживаю их золотого свечения, моё сердце опускается.
«Что такое?»
Нечто высокое и тёмное показывается на другом конце моста. Человек. Сьювэл. Он обмотал свой тюрбан вокруг лица, оставив только прорезь для глаз. Его округлившиеся глаза смотрят стеклянным и жутким взглядом.
Он делает шаг вперёд.
Спотыкается.
Затем делает ещё шаг.
Снова спотыкается.
А затем, когда он доходит до меня, я вижу, что его рот разинут и заполнен дымом.
ГЛАВА 64
«Что с ним не так?» — кричу я через связь.
Второй ворон Морргота проносится вдоль моста, врезается в ворона, который меня ведёт, и вместе они превращаются в стену из дыма, которая отталкивает меня назад.
«Повернись».
— Зачем?
«Повернись, Фэллон. Повернись вокруг себя».
Я уступаю ему только потому, что его голос звучит серьёзно и решительно.
«И не смотри».
«Что произошло…»
Мокрый хлопок, а затем звук мощного жидкого потока, заставляет мои глаза зажмуриться, а горло сжаться. Я молюсь о том, чтобы этот звук исходил из влажной рощи.
«Ты можешь повернуться».
Я медленно разворачиваюсь и осматриваю черноту ночи в поисках Сьювэла. Его больше нет ни на мосту, ни на противоположном берегу.
Морргот зависает рядом со мной.
«Иди».
Сотрясаясь всем телом, я начинаю переставлять ноги.
«Что с ним случилось?»
«Он, должно быть, коснулся обсидиана».
«Должно быть? Разве ты был не с ним?»
«Грот, где был погребён мой ворон, вырезан из обсидиана. Я мог оставаться там в течение пары секунд за один раз».
Когда мой взгляд опускается на плотную паутину из растений под мостом, мягкие, точно сахарная вата, пальцы приподнимают мой подбородок и заставляют меня перевести внимание на Морргота, который похож на парящее облако.
«Не надо».
Я решаю, что Морргот просит меня не смотреть вниз.
Скользя руками по верёвке, чтобы поддержать свои конечности, превратившиеся в желе, я пересекаю мост сантиметр за сантиметром. Когда мои пальцы касаются чего-то мерзкого и теплого, я застываю и резко убираю руки с перил.
И хотя Морргот всё ещё крепко держит мой подбородок, я опускаю глаза. Ночь темна, но недостаточно темна для того, чтобы скрыть алое пятно на моей ладони.
Кровь. Я с трудом сглатываю комок, подступивший к горлу. Сквозь сжатые зубы, я бормочу:
— Зачем ты его втянул, Морргот?
«Потому, что это было необходимо».
Я откидываю голову назад, высвобождаясь из его хватки.
«Его смерть была необходимостью?»
«Нет, Фэллон», — голос Морргота звучит так, как будто он рассержен.
Бронвен просила меня не рассказывать никому о пророчестве, а он спокойно впутывает в него людей.
Сквозь связь я слышу, как он негодует.
«Его смерть была несчастным случаем, который навсегда останется грузом на моей совести, но Бронвен настояла на том, что именно он должен выкопать ворона, иначе ты не сможешь вовремя меня освободить».
«Я не настолько бесполезна».
«Это не…» — он разочарованно бормочет что-то по этой несчастной мысленной связи, а затем снова разделяется на несколько воронов.
Если бы он был человеком, он, вероятно, начал бы драть на себе волосы обеими руками. Но он не человек; он животное. Волшебное животное, но недостаточно волшебное для того, чтобы спасать жизни.
Я почти ожидаю, что он оставит меня одну на мосту, но он не покидает меня. Ему всё-таки есть, что терять, если что-нибудь токсичное проникнет в мою кровь.
«Эльфы идут».
Я пожимаю плечом.
«Ты просто убьёшь их так же, как ты убил Сьювэла».
«Я избавил его от страданий, — рычит он. — Я не убивал его».
«Это то же самое, только формулировки разные».
Он замолкает, но это не спокойная тишина. Нет, Морргот затихает так, как затихает море перед штормом.
«Если бы я мог его спасти, я бы это сделал. Но я не мог. Я, мать его, не мог».
Он взмахивает крыльями, его перья распушаются во влажном морском воздухе.
«Хорошо, можешь меня ненавидеть, но не трать его смерть понапрасну».
Раздаётся топот