Когда взрослеют сыновья - Фазу Гамзатовна Алиева

Хасбика-ада, второй — школа, третий — Махмуд: не могу же я отказать учителю физкультуры и чемпиону, а четвертый пришлось отдать главному врачу Арифу. Сами понимаете, такой человек…»

И ни у кого не поворачивался язык сказать: «А Хасбике-то зачем «Советский спорт»?»

Нужно отдать должное Хасбике, она выписывала журналы не только для своей надобности. На ферме она устроила нечто вроде библиотеки, которой могли пользоваться все желающие, но при одном условии: подшивки журналов и газет должны были возвращаться в срок и в целости и сохранности. Хасбика-ада заказала аульскому столяру специальный шкаф, где хранились все подшивки. Шкаф этот был всегда на замке. А замок Хасбике привезли аж из Грозного. Он был огромный, как целая голова буйвола. По поводу этого замка в ауле было немало шуток. Еще бы, ведь дом-то свой Хасбика не запирала никогда.

Здесь же, на ферме, в этой же комнатушке, стоял и телевизор, который Хасбика купила на собственные деньги. Вот как это случилось. Однажды в самый разгар международной игры в хоккей заболела одна из ее коров. И Хасбике пришлось пропустить матч. Правда, доярки, зная ее пристрастие к хоккею, наперебой уговаривали ее остаться дома, предлагая свою помощь. Но Хасбика наотрез отказалась, резонно считая, что здоровье (пусть коровы) важнее игры (пусть взрослых, пусть даже международной). На другой день Хасбика никак не могла добиться точного ответа на вопрос — с каким же счетом закончилась игра. Одни говорили, что два — один, другие, что два — ноль, но никто не мог сказать с достоверностью, в чью пользу. Тогда Хасбика плюнула в сердцах, сняла со сберкнижки кругленькую сумму и отправилась в сельмаг покупать телевизор.

Вечерами, когда доярки расходились по домам, а коровы мирно дремали или жевали жвачку, Хасбика-ада коротала время за телевизором или старыми подшивками журналов. Вот и сейчас, только она разложила на столе позапрошлогоднюю подшивку «Работницы», как дверь распахнулась и вместе с запахом дождя и сырости в комнату ворвались два промокших насквозь мальчишки. Это были сын главврача Муртаза и сын кузнеца Омар.

— Хасбика-ада, — закричали они хором, — мы держим пари насчет одного вратаря! Ты не дашь нам посмотреть подшивку «Советского спорта» за прошлый год?

Выдохнув все это залпом, они с надеждой уставились на Хасбику. Хасбика-ада молча оглядела мальчишек, остановилась глазами на их мокрых макушках, перевела взгляд на лужу, которая тут же образовалась у них под ногами, и почмокала губами. Жест этот не выражал одобрения, и мальчишки приуныли.

— А твой отец разве не получает? — строгим голосом обратилась она к Муртазе.

— Да получает… — замялся Муртаза, — только у нас не сохраняется.

— Вот и плохо, что не сохраняется, — поучительно заметила Хасбика. — Разве такие вещи можно терять? Ведь их всего четыре на весь аул! — С этими словами она встала и вытащила из кармана огромный тяжелый ключ. — Здесь посмотрите или домой возьмете?

— Домой! Домой! — оживились мальчишки.

— В такой-то дождь! — Хасбика вздохнула. — Мокрыми руками не трогать! Страниц не загибать! Вернуть послезавтра вечером! — Покончив с этими наставлениями, она аккуратно обернула подшивку в целлофановую бумагу и протянула мальчишкам.

А дождь все стучал и стучал о крышу. И под эту равномерную усыпляющую дробь так хорошо дремалось, грезилось, вспоминалось…

Видела она себя маленькой девочкой со множеством косичек. Вот она бежит по свежевспаханному полю. Остановится, подберет вырытые плугом корни, положит в мешочек, что висит на локте, и бежит дальше. Как хорошо, как привольно кругом! Как хочется жить всегда! Вон отец идет за плугом — пусть так будет всегда! Вон мать разбивает комки киркой — пусть это будет всегда! «Хасби-и-и-ка! — кричит мать, и ветер далеко разносит ее голос. — Пойди сюда, погляди, какие здесь сочные корни, вот обрадуется твой Белолобый!»

…Но исчезает, растворяется эта картина, словно смытая дождем, и Хасбика-ада так и не знает, не помнит, что было дальше. А на смену ей приходит другая, такая же радужная и щемящая. Девочка со множеством косичек играет во дворе в классики. Две большие груши дают ей тень. Но что за корни у этих груш: крючковатые, толстые, вылезшие на поверхность, они оплели весь двор и мешают ей мелком расчертить ровные квадраты. А с веранды доносится голос матери: «Хасбик, иди домой, сейчас гроза будет! Ты что, не слышишь грома?!»

И правда, небо потемнело, воронками закружилась пыль, откуда-то налетел ветер, и уже две крупные капли расползлись на земле. Хасбика взбежала на веранду и с любопытством уставилась на мать: она терлась спиной о стену, о столб веранды, словно кошка, и смеясь говорила: «Пусть ни весной на пахоте, ни летом на сенокосе, ни осенью на жатве спина не болит, не ломит…» И Хасбика, глядя на нее, стала делать то же самое.

Помнит Хасбика-ада, как сладок был утренний сон маленькой Хасбики. Бывало, мать и так и этак к ней подступается, а сон все не хочет расстаться с ней, все не отпускает. Но сквозь его теплые волны девочка уже слышит голос матери: «Хасбик, вставать пора! Уже телята резвятся у реки, уже твой Белолобый на тебя обижается, все «мэ», да «мэ», ждет не дождется, когда ты, лежебока, проснешься. Девочкам нельзя так долго спать. Кто зарей умоется — тому и красота достанется. И котенок твой, гляди, умывается лапочкой. И ласточка принесла в клюве пуховку. Ну, вставай же, тебе говорят! Если ты не любишь своего теленка, я подарю его Амине. Она встает раньше всех». — «Нет, мама! — вскакивала Хасбика. — Я никому не отдам своего Белолобого». «Мум!» — тут же откликался со двора теленок, словно понимая, что речь идет о нем. Он длинно вытягивал шею и смешно жевал влажными темными губами. И Хасбика спешила протянуть ему холодный хинкал, оставшийся еще от ужина. Она ломала его на мелкие кусочки, и теленок щекотно тыкался ей в ладонь. И Хасбика сладко жмурилась от прикосновения его шершавого языка. И вот уже они бегут на луг. В небе ни облачка. Так прозрачно! Так чисто! Так далеко видно вокруг! И позвенькивает-позванивает серебряный колокольчик на шее ее Белолобого. Этот колокольчик на конце своей длинной косы носила ее мать. А Хасбика выпросила его для теленка.

Но что это? Откуда налетел такой сильный ветер? Он почти подхватывает Хасбику и относит в сторону. А колокольчик на шее ее теленка бренчит как угорелый, словно извещает о какой-то беде. Откуда в таком прозрачном небе взялась черная туча? И сразу потемнело вокруг. И молния разветвилась на десятки веток. Она прорезала тучу, и та, раненная, уронила крупные слезы на подол матери-земли. Хасбика вскинула руки, словно защищаясь.