Дьявол и темная вода - Стюарт Тёртон

Место встречи показалось мне странным. В этих кварталах никто не умел ни читать, ни уж тем более писать. И на бумагу там ни у кого денег не было. Я решил, что Пипс – скучающий богатей, которому захотелось приключений, чтобы было что порассказать дружкам на балу. Вот он и ищет провожатого, который благополучно доставит его домой. По правде говоря, я чуть не вышвырнул записку. Уж слишком надоело мне служить богатеям. Сколько хороших людей перемерли в мучениях оттого, что какому-то королю захотелось водрузить свой флаг где-то на чужой земле. Мне так опротивела кровавая бойня, что я поклялся не возвращаться на войну. Решение разумное, но я только и умел, что драться, и в некоторых землях даже прославился этим умением. Отказаться от битв было все равно что выбросить свое единственное платье, ибо у меня не было ни жены, ни детей, ни друзей, ни близких родственников. Ничего я не построил, и гордиться мне было нечем. Я и правда не знал, какое занятие мне подойдет. От службы богатеям сводило зубы, но я рассудил, что несколько звонких монет не помешают. Так я проживу безбедно хотя бы неделю, пока решаю, чем заняться дальше. Когда я подошел к таверне, падал черный снег. Снежинки смешивались с сажей из печных труб. На двери со скрипом болталась оторванная вывеска. Я невольно ахнул. В нескольких шагах от двери лицом в грязи лежал мертвец. Из спины у него торчала лопата. Снег присыпал его, словно накрыл саваном. От тела еще поднимался пар, кровь струилась по грязи. Убийцы нигде не было видно. Переулок был пуст, только в дальнем его конце стояла хлипкая повозка, из которой выпали инструменты. Я вбежал в таверну и закричал, что во дворе убили человека. Но увидел только равнодушные и сердитые лица. Очевидно, убийства были здесь столь обычным делом, что никто и не собирался поднимать шум из-за такого пустяка.

– Там хотя бы есть на что поглазеть?

Прищурившись, я попытался разглядеть, кто говорит. Таверна была мрачная, с низким потолком. Пахло медовухой и опилками. Пять свечей едва освещали такое же число столов. Сидящие за ними люди или играли в кости, или мрачно пялились в свои кружки. Голос принадлежал невысокому, хорошо одетому человеку. Он отковыривал со стены плесень и складывал ее в глиняную бутыль. Человек даже не обернулся, но я не сомневался, что это и есть автор записки, ибо его изящное платье говорило о хорошем образовании, достатке и глупости. В таверне явно были те, кто дожидался, когда он забредет в темный переулок.

– Вы Пипс? – с подозрением спросил я.

– Да, а вы Арент Хейс? – Щеголь не обернулся и не прервал свое занятие. – Рассказывайте, что там за убийство.

Должен признаться, мне сразу не понравился ни его резкий тон, ни то, что со мной обращались как со слугой.

– Выйдите да сами посмотрите.

– Боюсь, я слишком занят, – рассеянно ответили мне. – Хотя бы скажите, отчего он умер. Горло перерезано? Нож в сердце? Кровища и скукота?

– Лопата из спины торчит, – ответил я, удивившись такому небрежному отношению к столь ужасному преступлению.

– Это несколько интереснее, чем плесень. – Автор записки бросил свое занятие, заткнул бутыль пробкой и вальяжно вышел на свет.

Если бы меня тогда спросили, каков Сэмми Пипс, я бы ответил, что он красив, высокомерен, глуп и беспечен. Сейчас я сказал бы то же самое, только добавил бы, что пороки в нем соседствуют с хитро скрываемыми добродетелями.

– Ну что ж, Хейс, давайте взглянем на вашего мертвеца, – бросил он на ходу.

Тогда-то я и понял, что это богатей, да необычный. Выражался он иначе. Держался по-другому. Да, он был богат. Да, знатен, но от него веяло непреклонностью. Его «давайте взглянем» прозвучало как «давайте разберемся с этим делом». И мы разобрались. После мрака таверны на снежной улице взгляд Пипса стал зорче. Он обошел покойника, выдернул лезвие лопаты из его спины. Поднес черенок так близко к глазам, что чуть не уперся в него носом. Изучил каждую зазубрину и отшвырнул лопату. Перевернул тело. У мертвеца был проломлен лоб. Пипс поднял безжизненные руки жертвы, осмотрел ногти, ладони.

– Вы поэтому меня сюда позвали? – спросил я, пока он проводил осмотр.

– Как по-вашему, стал бы я ковыряться в плесени, если бы знал, что за дверью произошло нечто столь занимательное?

– Честно говоря, не знаю никого, кому бы понравилось хотя бы одно из этих занятий.

Пипс хохотнул и окинул меня оценивающим взглядом:

– В каком-то смысле вы правы, но я вызвал вас не из-за этого происшествия. Труп появился здесь случайно. Но, наверное, это знак судьбы. Я расследую убийства. Однако, должен признаться, обычно трупы не валятся мне под ноги.

– А зачем я вам?

– Погодите, не все вопросы сразу. Сначала нужно уделить внимание мертвым. Это единственная оставшаяся у них привилегия.

Осмотрев труп, он что-то довольно пробормотал, вновь зашел в таверну и вскоре вернулся.

– Хозяин говорит, что с четверть часа назад человек, похожий на убитого, пытался расплатиться за пиво старым кольцом, – заявил Сэмми. – Кольцо было дешевой побрякушкой, так что хозяин ему отказал. Вслед за ним из таверны вышел крупный пожилой господин.

– В этом городе таких хватает, – сказал я, оглядывая переулок, на случай если убийца все же где-то прячется.

Мы были одни. Всех спугнула мерзкая погода.

– Нужного нам зовут Геррит Янсен, – ответил Пипс. – Нет, я узнал имя не от хозяина. Но совершенно очевидно, что перед нами он.

Я воззрился на мертвеца, пытаясь понять, что тут очевидного.

Пипс глядел на меня так, будто я не соглашаюсь с ним из вредности.

– Убитый – похититель трупов, – пояснил он. – Он разорил могилу жены Янсена вскоре после похорон. Труп продал анатомическому театру за углом, а кольцом пытался расплатиться в таверне. Но наткнулся на Геррита Янсена, который, разумеется, узнал кольцо. В общем, чистое невезение. Янсен вышел вслед за ним на улицу, схватил лопату из повозки, оглушил похитителя ударом по голове и всадил лопату ему в спину. Потом забрал кольцо и скрылся.

Тогда-то в первый, и в последний, раз я задал вопрос, который определил мои дальнейшие отношения с Пипсом:

– Как вы все это узнали?

– Благодаря тщательному осмотру, – просто ответил тот. – Носы башмаков облуплены, в подошвах застряли щепки. Значит, он часто пинал по чему-то деревянному. Ладони стерты в кровь, рубашка слева в грязи. Камзол он явно снимал, когда работал, а работа его заключалась в том, чтобы копать, этим объясняется грязь только на одном плече. Но откуда она? Судя по глине на штанах и на колесах тележки, откуда-то из северной части города, где находятся глиняные карьеры и кладбища. Если бы он был могильщиком, ладони у него были бы в мозолях и башмаки с подошвой потолще.

– Может, он подмастерье? – возразил я.

– В ученики берут с тринадцати лет. Стар он для подмастерья. Заметили волокна от веревки на поясе? Расхитители могил обвязываются веревкой, чтобы поднять труп на поверхность. Дальше – еще проще. Вчера были только одни похороны, на закате, а на рассвете глашатай по обычаю объявил имя усопшей – Хильке Янсен, а потом имя скорбящего супруга – Геррит Янсен.