История Египта c древнейших времен до персидского завоевания - Джеймс Брэстед

После смерти Рамсеса III на престоле сменилось девять ничтожных людей, носивших каждый, далеко не по праву, имя великого Рамсеса. При них пошатнувшееся могущество фараонов пришло за несколько десятилетий к концу. Мы видим Рамсеса IV, сына Рамсеса III, слабо борющегося с безнадежным положением, которое он унаследовал около 1167 г. до н. э. Немедленно после вступления на престол новый царь составил на пользу себе самому и своему отцу один из замечательнейших документов, дошедших до нас от древнеегипетской цивилизации. Дабы отец его мог процветать среди богов и дабы сам он мог заслужить его предстательство за себя перед ними, молодой царь составил для погребения вместе с отошедшим фараоном список его добрых дел. Последний заключал в себе огромный перечень даров Рамсеса III трем главным национальным божествам – Амону в Фивах, Ра в Гелиополе и Птаху в Мемфисе, а также и меньшим богам, поскольку это было известно. Кроме того, он заключал в себе отчет о его военных подвигах и заботах о населении империи. Все это, написанное на папирусе, составило огромный свиток длиной в 130 футов, заключавший в себе 117 вертикальных строф высотой приблизительно 12 дюймов каждая. Этот свиток называется теперь папирусом Гарриса и представляет собой самый обширный документ, дошедший до нас от Древнего Востока. Так как перечисленные в нем дары являются большей частью старинными поместьями богов, лишь закрепленными за храмами Рамсесом III при его восшествии на престол, то этот единственный в своем роде документ позволяет нам определить размеры богатств, принадлежавших, как уже было замечено в предыдущей главе, в Древнем Египте храмам. Вместе с этим необычным подтверждением его благих деяний на пользу богов и людей Рамсес III был опущен в усыпальницу в уединенной Долине царей. Не могло быть сомнения в том, что документ должен был обеспечить ему безграничную милость богов. И он заключал в себе так много молитв, вложенных в уста Рамсеса III за его преемника, что боги не могли не откликнуться на воззвание своего любимца, которому они столь многим были обязаны, и, несомненно, должны были даровать его сыну продолжительное царствование. Действительно, ясно, что подобное побуждение действовало весьма сильно при составлении рассматриваемого нами документа. В эпоху упадка фараон должен был больше полагаться на такие способы поддержания своей власти, чем на свои собственные силы. Таким образом, обширный папирус представляет собой многозначительное знамение века. В Абидосе Рамсес IV оставил единственную в своем роде молитву к Осирису, преследующую ту же практическую цель, – молитву, начертанную им там в четвертый год своего царствования: «Ты удвоишь для меня долгую жизнь, продолжительное правление царя Рамсеса II, великого бога, ибо многочисленнее деяния силы и блага, которые я совершаю для твоего дома, дабы доставлять тебе божественные приношения, дабы находить всякую совершенную вещь, всякий род деяний блага с тем, чтобы совершать их для твоего святилища ежедневно в течение этих четырех лет; (многочисленнее они) тех вещей, которые царь Рамсес II, великий бог, сделал для тебя в течение своих 67 лет». Не скупясь на обещания продолжительного царствования, ненасытные жрецы вымогали у бессильного фараона все, что хотели, оставляя его довольствоваться обеспеченной милостью богов. Источник мощной политической жизни, расцветшей после изгнания гиксосов, теперь иссяк. Энергичная находчивость, некогда позволявшая фараону с легкостью решать сложные проблемы в главенствующем восточном государстве, уступила место чрезмерной наклонности к религиозным делам и суеверной убежденности в их полезности, которой приносились в жертву все государственные функции. Действительно, как мы уже указывали, государство стремилось стать теократическим, и переход царской власти к верховному жрецу Амона являлся вполне естественным и неизбежным.

Понятно, что единственное деяние Рамсеса IV, о котором мы знаем, было совершено в пользу богов. В начале второго года своего царствования фараон лично отправился в каменоломни в Вади-Хаммамата, в пяти днях пути от Пила, чтобы найти подходящий материал для своих храмовых сооружений; спустя два года после этого предварительного ознакомления с ними фараоном была послана туда большая экспедиция, более чем из девяти тысяч человек. Хотя ее и сопровождала большая партия носильщиков и десять повозок, в которые было запряжено по шесть быков, все же не менее 900 человек погибло от жары и истощения, что составляло около 10 % всего экспедиционного отряда. Назначение материалов, добытых такой дорогой ценой, остается для нас невыясненным; единственное более или менее значительное из дошедших до нас строений Рамсеса IV есть продолжение задних комнат и малого гипостиля храма Хонсу в Фивах, начатого его отцом.

После ничем не отмеченного царствования, продолжавшегося шесть лет, его сменил на престоле в 1161 г. до н. э. пятый Рамсес, вероятно, его сын. Разработка синайских копей прекратилась, и последнее имя фараона, найденное там, есть имя Рамсеса IV. Слабые Рамессиды быстро следовали один за другим; спустя несколько лет престолом овладела боковая линия той же фамилии в лице узурпатора, вероятно, внука Рамсеса III, воцарившегося под именем Рамсес VI после того, как ему удалось свергнуть сына Рамсеса V. Вскоре промелькнули седьмой и восьмой Рамсесы. Все они высекли себе гробницы в Долине царей, но нам не известно ничего об их деяниях. Изредка мрак рассеивается, и мы видим великое государство клонящимся к гибели. Однако при Рамсесе VI гробница Пенно, одного из египетских резидентов в Ибриме, в Нубии, сохранила для нас на своих стенах картину мирного управления, процветавшего там под эгидой египетских чиновников, заменивших местного вождя, правившего в конце XVIII династии. Мы находим, что семейство и родственники Пенно занимают важные должности в той же области, ясно, что египетские фамилии переселялись в Нубию и египтизировали ее сильнее, чем когда-либо раньше. Сам Пенно был достаточно состоятелен, чтобы воздвигнуть статую Рамсеса VI в храме в Дерре, построенном Рамсесом II, и обеспечить его доходами с шести земельных участков, за что фараон наградил его двумя серебряными сосудами – отличие, которое благодарный Пенно не преминул запечатлеть на стенах своей гробницы.

Со времени смерти Рамсеса III до первых лет царствования Рамсеса IX прошло всего около 25 или 30 лет, и тот же самый верховный жрец в Эль-Кабе, который присутствовал на юбилее Рамсеса III, все еще занимал свою должность и при Рамсесе IX; а верховный жрец Амона в Фивах при Рамсесе IX Аменхотеп был сыном верховного жреца Рамсеснахта, занимавшего ту же должность при Рамсесе III и IV. Должность верховного жреца Амона, которая по меньшей мере один раз перешла от отца к сыну в эпоху XIX династии, стала, таким образом, вполне наследственной, и в то время, когда она перешла из рук Рамсеснахта к его сыну Аменхотепу в силу незыблемо утвердившегося принципа теократической преемственности власти, шесть слабых Рамессидов сменили друг друга, причем их могущество и престиж все убывали, ибо каждый из них боролся за кратковременное обладание шатким престолом. Тем временем Аменхотеп, верховный жрец Амона, процветал. Он пышно отреставрировал трапезную и кухню жрецов в храме своего бога в Карнаке, выстроенном 800 лет назад Сенусертом I. Мы видим, как могущественный жрец распоряжается по своему желанию податливым фараоном и получает от него всякие почести. В десятый год своего царствования Рамсес IX призвал Аменхотепа на большой передний двор Амонова храма, где в присутствии его политических сторонников и клевретов наградил рядом великолепных, богато украшенных сосудов из золота и серебра и драгоценными умащениями. Дни, когда подобные отличия давались в награду за военные доблести на полях Сирии, давно прошли, и вернейшей гарантией получения чинов стала ловкость жреца-карьериста. Передавая богатые дары верховному жрецу, фараон произнес хвалебную речь такого рода, что, читая ее, задаешься вопросом, сказана ли она государем подданному или подданным своему владыке. В то же время он сообщил Аменхотепу, что некоторые доходы, ранее принадлежавшие фараону, будут отныне поступать в сокровищницу Амона, и, хотя слова царя и не вполне ясны, по-видимому, все доходы, шедшие первоначально в царскую казну, а теперь долженствовавшие поступать в сокровищницу бога, должны были отныне собираться непосредственно храмовыми писцами, благодаря чему храм в известной степени становился на место государства. Все эти знаки отличия были дважды записаны Аменхотепом вместе с отчетом о его постройках на стенах Карнакского храма. Отчеты как о дарах, так и о знаках отличия сопровождаются, и тот и другой, большими рельефами, изображающими получение Аменхотепом царских даров и рисующими его фигуру с той же героической осанкой, как и у фараона, – вольность небывалая, о которой никогда еще до тех пор в истории Египта не смел и мечтать ни один сановник. Во всех подобных сценах вельможи, появлявшиеся перед царем, с незапамятных времен изображались как пигмеи перед колоссальной фигурой фараона, но верховный жрец Амона возвышался настолько быстро, что мог помериться своей осанкой с величественностью самого фараона, как на стенах храма, так и в делах государства. Он имел в своем распоряжении отряд храмовых войск, и, когда он, как мы видели, путем постепенного завладения сокровищницей захватил в свои руки все нити управления, он не поколебался помериться с фараоном силой. Естественно, что не сохранилось никаких данных относительно постоянных трений, которые должны были происходить между ними, единственным относящимся сюда свидетельством является показание на суде одной женщины в царствование Рамсеса IX, определившей время кражи в доме ее отца, сказав, что она произошла, «когда имело место возмущение верховного жреца Амона». Все нараставшее состояние дезорганизованности и беспомощности обнаруживается нами в главе, касающейся управления фиванским некрополем и сохранившейся в числе некоторых юридических архивов царствования Рамсеса IX. Фивы в то время быстро клонились к упадку, они перестали быть резиденцией фараонов уже 200 лет тому назад, но продолжали оставаться местом погребения всех царственных мертвецов. Благодаря последнему обстоятельству в их усыпальницах скопились огромные богатства в виде великолепных регалий, украшавших царские тела. В уединенной долине, в конце западной равнины, в самом сердце скал, почивали великие императоры, окруженные всем великолепием, источником которого служили им азиатские богатства; и теперь снова, как и в конце XVIII династии, их выродившиеся преемники, абсолютно бессильные поддержать империю, некогда принадлежавшую им, не могли даже оградить их тела от посягательств. В 16-й год правления Рамсеса IX царские гробницы у подножия западных скал были найдены разграбленными; в одной из них, где покоился Собекемсаф, фараон XIII династии, была похищена вся погребальная обстановка и нарушен покой его собственный и его жены в поисках ценных украшений на их телах. Виновники ограбления были схвачены и понесли кару, но расследование обнаруживает мрачные следы того, что чиновники, занимавшиеся им, были не совсем бескорыстны. Спустя три года, когда Рамсес IX сделал своего сына Рамсеса X своим соправителем, шесть человек были уличены в расхищении гробниц Сети I и Рамсеса II, откуда следует, что осмелевшие грабители покинули равнину и проникли в гробницы в скалах, окаймляющих заднюю долину. Рамсес II, разграбивший сам пирамиду Сенусерта II в Иллахуне, встречал теперь подобное же отношение к себе самому со стороны своих потомков. Далее пострадала гробница одной из жен Сети I и за нею гробница великого Аменхотепа III. В течение одного поколения, когда производились разграбления, были расхищены тела всех египетских царей и императоров, погребенных в Фивах, и изо всей линии фараонов, от начала XVIII и до конца XX династий, только одно тело, именно Аменхотепа II, было найдено лежащим в своем саркофаге, хотя и оно подверглось ограблению. Таким образом, в то время, когда гробницы египетских императоров в Фивах разграблялись и их тела обкрадывались и осквернялись, империя, созданная их мечом, доживала последние дни.