Казанова - Герман Кестен

Сначала он рассказывает о наполовину нормальной бравойюности героя и о его жажде знаний, о соблазнении соблазнителя, который за сороклет хроники наслаждался только «около ста шестнадцати возлюбленными»индивидуально, то есть «около трех» в двенадцатимесячном цикле. (При этом,очевидно, вкрадывается «ошибка счета», так как он впервые исполнил «акт любви»в семнадцать лет и статистика должна быть поэтому поделена на два. Всоответствии с этим Г. Кестен сосредоточился на «типе» и изложил аккуратно ихронологически забавнейшие амуры Казановы с сестрами Нанеттой и Мартиной вВенеции, Лукрецией и Анжеликой в Риме, с Терезой и Христиной, с прованскойАнриеттой, с обоими монахинями из Мурано Катериной и Маддаленой, с блудницамиМанон, Марколиной и Шарпийон.

Друзья пикантной прозы любят Кестена. Речь идет обесстыдстве и ослеплении, бурном овладении и осчастливливаниии, о пассажахвтроем и о рафинированных интимностях, о групповом сексе и импозантных советахповысить потенцию, и, наконец, об «автоматической любви» и патологическойэротомании. В общем, автор ведет себя действительно не жеманно, он весьмаприятно рисует сцены копуляции и сочиняет до некоторой степени некий забавный «Декамерон»рококо, место действия которого простирается от Лондона до Константинополя, отПетербурга до Парижа. Он искусно будит ожидания, показывая напряжение,контрасты и противоречия человеческой натуры.

Очевидно, для Кестена характерны короткие предложения, играслов и остроумные парадоксальные формулировки. Например, мы читаем о священнойпроституции, о нелюбимим сыне любви, о совести бессовестных о о склонности ксмене пути и распутству. Это артистичное владение языком (иногда напоминающееГенриха Манна) доставляет удовольствие и превращает сочинение в художественнуюлитературу.

С другой стороны не надо закрывать глаза на то, что многоеоригинально действующее в книге Кестена покоится на эффекте и силе излучениязнаменитого оригинала. Казанова сочинил свои очень откровенные, привлекательныемемуары именно в старости, поэтому биограф может благодарить их за важнейшиефакты жизни, «проделки», картинки нравов и манеру выражения. Все возбуждающиепокалывающие постельные истории находят в нем верное соответствие. Во многихглавах он ограничивается изложением оригинала, который читал «по лучшемуфранцузскому изданию» Рауля Веса (1924/25); часто он привлекает немецкиепереводы Вильгельма фон Шютца (1822/28) и Генриха Конрада (1907/13), которымместами он следует слово в слово. Правда, он трудится при изображении страстей,оттачивая фразы и упрощая стиль, потому что старый романский графоман «пишетхуже всего, когда изображает любовь, это острое наслаждение».

В общем, Герману Кестену удалось, излагая почти 5000 печатныхстраниц многотомного текста Казановы, сократить его более чем в десять раз идостичь чрезвычайной плотности изложения. Так как он при этом сильносконцентрировался на эротическом (составлявшем в историческом прототипе неболее трети), то сменились пропорции и оттеснили документальное и критическое.Хотя современный автор ценит не только шармера, сочинителя и героя «всемирноизвестных мемуаров» и «великолепного рассказчика историй» как посла и«смеющегося репортера восемнадцатого века», в этом аспекте он далеко неисчерпал богатство источника. Не слишком очевидно, что итальянский авантюристнаписал, вероятно, обширнейшую, все разъясняющую хронику своей эпохи испособствовал неоценимой информации о европейском обществе перед Французскойреволюцией.

В относительно тихом периоде между Семилетней войной (вовремя которой он находился далеко от выстрелов — во Франции) и штурмом Бастилиион действовал иногда как романтический мятежник и борец за свободу. Из-заантиклерекальных и либеральных убеждений он вытерпел в 1755/56 полуторалетнеезаключение в тюрьме инквизиции, отчего отрывок из его воспоминаний могпоявиться под захватывающим названием: «Позорное заключение ибешено-хладнокровный побег всемирно известного художника любви Джакомо Казановаиз-под „Свинцовых Крыш“ Венеции». Позже он служил именно в инквизиции и какпользователь феодально-абсолютстской мощи показывал не только узкое пониманиебуржуазного революционного движения, но и ругал «якобинских каналий». Егозаписи содержат наглядные сообщения о жизни королей, аристократов, пап,священников, торговцев, солдат, художников и девушек для развлечений; он негомы узнаем, как тогда обедали и путешествовали, как ходили в княжеские дворцы,театры, постоялые дворы, кабаки и игорные залы, какие беспутные нравы царили вмонастырях, как смешались в сознании творения Возрождения и суеверия, ктозадавал тон в культуре и политике.

Кестен дает из этого только выдержки. Он ведет нас одинаковона ярмарочную площадь сенсаций и на ревю выдающихся личностей. Мы сопереживаемКазанове на аудиенциях и разговорах с маркизой де Помпадур (1751), с папойКлементом XIII (1760), с прусским королем Фридрихом II (1764) и русской царицейЕкатериной II (1765). Однако среди его неисчислимых современников Клопшток,Лессинг и Иммануил Кант не заслужили ни строчки, потому что он презиралнемецкую литературу. При последнем появлении в Веймаре (осень 1795) он точнотакже надменно игнорировал Гете и Шиллера.

Но он общался с романскими коллегами, драматургамиП.Кребийоном и К.Гольдони, имел контакт с американским дипломатом иизобретателем Бенджамином Франклином, посещал французского философа Жана-ЖакаРуссо и швейцарского просветителя Альбрехта фон Халлера. К замечательным главамвоспоминаний бесспорно принадлежит сообщение о визите к Вольтеру летом 1760года, сцена, которую Герман Кестен виртуозно пересказывает и оформляет:«Встреча всемирной славы и скандальной славы», замечает он, «француза иитальянца, поэта и авантюриста… Один был предтечей революции, другойнаследником реакции». Замечательная комедия взаимного кокетства, разновидностьвзаимообмана между князем духа и самовлюбленным «курьезом», пышная декламация вдухе Ариосто и изображение жеманного, колкого диалога! В этой ценнойисторической «миниатюре» биограф смог заретушировать убогий вид Казановы ипозволить догадаться о многостороннем дилетантизме венецианца, которыйвыступает как «ученый педант» и «неудачливый литератор».

На самом деле «значение» человека ни в коей мере неисчерпывается его звездной ролью шарлатана и юбкозадирателя, охотнееукладывавшегося в постель как в рабочее место, плейбоя и глубокомысленногоболтуна; напротив, он был знатоком многих языков (греческий, латинский,французский и др.), академически образован, сведущ в исторических иестественных науках, глубоко разбирался в искусстве и усердно действоваллитературно. Кроме несравнимых мемуаров, под его именем появилось еще околотридцати сочинений, среди них стихи, переводы, пьесы, памфлеты, статьи и дажеутопический роман об экспедиции внутрь Земли («Икосамерон»). Правда: ничегодостойного внимания рядом с вольтеровской комической историей «Микромегас»,рядом с песнями Макферсона, боевыми памфлетами Пэйна или драмами Лессинга, новсе-таки выражение неординарной личности.

Воспоминания, к которым Г.Кестен относился конечнолитературно-критически и сосредоточенно, составляют неистощимый резервматериала; автор дополнительно обращается к авторитетам и комментаторам. Можетне всегда броситься в глаза многим читателям множество иностранных имен в книге(их список составляет более 700); с другой стороны, не надо преувеличиватьученые амбиции составителя. В главном он придерживается монографии о КазановеГустава Гугитца. Кроме того он использовал соответствующие публикации ШарляСамарана, Жозефа Ле Граса, Эдуарда Майньяла, Германа Лепера, Франца ВальтераИльгеса, Норберта Мулена, А. Компиньи де Бордеса и изданием «Женские письмаКазанове». Вместе около дюжины названий, делающих возможными углубление,критику и написание аутентичного романа-биографии.