Хазарский меч - Елизавета Алексеевна Дворецкая

было рот, но закрыл опять, ничего не сказав. Ему предлагали выкупить свою жизнь ценой разгрома бывших союзников… Но та бездна посмертного неведения еще была рядом. А гори они все! Мысленно Хастен махнул рукой – за всю жизнь он очень мало думал об оковских вятичах, и ему было все равно, живут они на свете или нет. Для них не составит разницы, найдут их северные и смолянские русы чуть раньше или чуть позже, а вот для него разница между жизнью и немедленной позорной смертью была очень и очень велика.

– П-проведу, – выдавил Хастен. – Но ты должен пообещать…

– Этот согласен, – прервал его Годред. – Но хорошо бы выяснить, Улав, согласен ли Один на такую перемену!

– А Одина ты, конунг, можешь отблагодарить какой-нибудь другой жертвой, – подсказал Хьёр. – Пленных у нас много.

– Но даже трое каких-нибудь ратников – не такой ценный дар, как один знатный человек! – возразил Свенельд. – Даже если мы перевешаем всех… – Он на миг запнулся, вообразив берег реки, где на каждом дереве висит по человеку, пронзенному копьем, – как знать, не обидится ли Один, что самого знатного среди них нет?

– Это будет похоже, как будто самое ценное из добычи мы предпочли оставить себе, тогда как самое ценное должно принадлежать Одину, – поддержал его Тьяльвар.

– Вы, я вижу, очень сведущи в таких делах! – не без досады воскликнул Улав.

– Мы можем послать посоветоваться с госпожой, – опять подсказал Хьёр. – Она лучше всех на свете умеет разбирать волю богов, как она скажет, так и будет верно.

– Нет, – Улав пришел к решению, – мы посоветуемся кое с кем поумнее. – И пояснил, заметив изумление на лицах хирдманов, считавших, что умнее госпожи Рагнвёр нет никого на свете: – Мы посоветуемся с самим Одином! Арни, найди мои руны!

– Это мудрое решение! – Годред одобрительно кивнул.

– Мы узнаем у самого Одина, желает ли он получить этого человека сейчас или позволит нам воспользоваться его службой.

Если госпожа Рагнвёр с юных лет свела близкое знакомство с тайными умениями, это вовсе не означало, что ее муж ничего о них не знал. Как всякий знатный человек, особенно королевского рода, Улав был обучен значениям рун и применению их для гадания или ворожбы. Оружничий отыскал в походных пожитках мешочек из мягкой кожи, где лежали двадцать четыре костяных бляшки с выжженными на них рунами; в наборе госпожи Рагнвёр была еще двадцать пятая, которую она называла «руной Одина», но это дополнение Улав считал уж слишком самонадеянным и не пользовался им.

– Подай мне щит.

Арни взял у двери щит кого-то из телохранителей – собственный щит Улава он уже отдал кузнецу в починку, а этот, хоть и был отмечен многочисленными ссадинами от ударов по синей коже с изображением лебедя, остался целым. Щиты телохранителей, повторявшие рисунок стяга, служили еще одним указателем для войска на место конунга в бою.

– Это кстати! – Улав слегка постучал согнутым пальцем по раскинувшему крылья белому лебедю.

Лебедь – образ валькирии, иначе «лебединой девы», исполняющей волю Одину и служащей посланницей его воли к людям. Все в избе затихли, Свенедьд и Годред придвинулись ближе, чтобы лучше видеть. Хотя исход гадания их напрямую не затрагивал, они чувствовали то же волнение, что и все, от мысли о разговоре с высшей силой.

Разместив щит у себя на коленях, Улав покрыл его белым платком, который вынул из того же мешочка.

– Славься, великий Один, Отец Колдовства и Властитель Ратей! Я нуждаюсь в совете и прошу тебя о нем. Желаешь ли ты получить в дар самого знатного из наших пленников, Хастена сына… не ведаю имени его отца, но он один из хёвдингов в Тархан-городце. Так вышло, что его помощь пригодится моему сыну, если ему придется продолжать этот поход вместо меня, да и другим людям. Мы отдадим его тебе немедленно, если ты того желаешь, и оставим ему жизнь, если ты позволишь. Дай мне ответ, чтобы я мог правильно истолковать твою волю.

Сказав это, Улав запустил руку в мешочек, несколько мгновений перебирал гладкие костяные кружочки под пальцами… От движения его пальцев, от сделанного вслепую выбора зависела судьба и Хастена, и, возможно, многих других людей, даже единственного сына самого Улава. Чувство близости судьбы коснулось души Улава, как невидимый, но яркий луч; рука медлила в мешочке, не решаясь сделать выбор… а потом он вдруг ощутил, что одна из бляшек уже зажата в пальцах.

Выбор сделан. Улав еще не видел руны, но сердце екнуло. Он вытянул руку из мешочка и осторожно положил руну на белый платок, стараясь не нарушить того положения, в каком она попалась под пальцы. Она легла пустой стороной кверху, и Улав перевернул ее.

В глаза бросилось изображение: прямая черта и две косых в ее нижней части.

– Это руна Фе… перевернутая, – объявил Улав для тех, кто не видел или не знал имени руны. – И она означает… что Один не желает сейчас получить этот дар. Он отказывается. Ну, что я говорил? – с чувством облегчения Улав обвел глазами свидетелей гадания.

Но еще более сильное облегчение, как легко догадаться, отразилось на лице Хастена.

– О́дин распорядился оставить тебе жизнь, – обратился к нему Улав. – Смотри же, не пытайся обмануть доверие бога – он-то знает и видит все. Отведите его обратно к пленным, – велел он хирдманам. – Если моему сыну суждено продолжать эту войну вместо меня, он будет служить ему проводником, а если нет, то я уступлю его вам, – он посмотрел на Годреда, – за обычную цену таких пленников.

Хастена увели.

– Пойдем посмотрим, как наши на ночь устроились, – предложил Годо, и они со Свеном вышли.

Снаружи темнело – наступала длинная ночь зимы.

– Вот оно что – когда жизнь текёт, – рассуждали ратники, греясь у большого костра перед избой. – Одну стрелу метнул – и на всю жизнь богач! А коли не текёт – наломаешься, а проку чуть…

– Эх-х…

По пути через городец, набитый людьми, санями с поклажей, лошадьми, оба брата были немного мрачны, хотя затруднялись объяснить, что именно их гнетет.

– Улав – умный человек, – начал Годо, когда они вышли из ворот и направились к кострам своего войска. – Но пытаться обмануть богов, а тем более самого Одина едва ли умно. У них много времени, они найдут способ отомстить.

– Я слышал, Один бывал благосклонен к предателям и разжигателям раздоров, – ответил Свен. – Может быть, ему и правда желательно оставить жизнь этому псу хазарскому и посмотреть, что из этого выйдет.

– Одину – верю. Весьма возможно, что ему желательно поглядеть, где этот пес