Полное затмение - Лиз Ригби

— Вы же не поверили ни одному моему слову, — заметил Драпински устало.

— Я верю вам. Но я не верю Гейл.

— Вы думаете, она делала вид, что ее ноги кровоточат?

— Я думаю, она делала вид, что в этом виновата Джулия.

— Нет. Нет, она была честным ребенком. Очень честным.

Ломакс покачал головой.

— Почему вы ей не верите?

Ломакс молчал. Он пытался избежать взгляда учителя, но Драпински смотрел прямо на него.

— Давайте же говорите. Что я сказал такого, что заставило вас сомневаться в честности Гейл?

Тон Драпински был вызывающим. Он словно хотел, чтобы Ломакс причинил ему боль. Все это время, пока Ломакс молчал, учитель пристально смотрел на него. Наконец Ломакс не выдержал:

— Ее мать не умерла. Она живет на окраине города в кондоминиуме, где ей обеспечен специальный уход. Она алкоголичка.

Лицо Драпински снова стало превращаться в маленький шарик из теста. Рот почти скрылся за щеками. Ломакс заметил:

— Это обычная подростковая фантазия.

Драпински не слушал его — он глубоко ушел в свои мысли. Ломакс не стал говорить учителю, что тот дал мухам слишком большую дозу газа и они все передохли. Скоро Драпински и сам это увидит.

* * *

Ломакс провел в школе больше времени, чем намеревался. Даже при отсутствии машин на дороге он опоздал бы в обсерваторию не меньше чем на полчаса. А если бы остановился у телефонной будки, чтобы предупредить о своем опоздании, то приехал бы еще позже. После обеда количество машин на дороге увеличилось. Выбравшись за город, Ломакс поддал газу, но преодолевать крутые повороты горной дороги на скорости оказалось не под силу его пикапу. Мотор стонал. Ломакс впервые осознал, как скособочена его машина. Даже на ровной дороге его бросало из стороны в сторону, словно спичку в коробке.

Он ехал по знакомой дороге, приветствуя дорожные знаки и виды. Путешествие могло бы вызвать приступ ностальгии, но Ломакс не получал от него никакого удовольствия. Он опаздывал, ему придется извиняться, к тому же предстоящее собрание должно решить его дальнейшую судьбу. Йорген предложил Ломаксу работу в Колорадо, но он хотел работать в Калифорнии, деля свое время между обсерваторией и домом. Он не хотел удаляться от Джулии и детей. Он хотел сегодня вечером встретиться с Джулией. Хотел коснуться ее. Рассказать об Эндрю Драпински. Хотел, чтобы она убедила его в том, что пыталась изменить Гейл совсем не так жестоко, как считал Драпински.

Мимо проезжали машины туристов — они возвращались из обсерватории. Когда Ломакс наконец добрался до места, парковка наполовину опустела. Знак извещал, что на ночь парковка закрыта для посетителей. Другой знак расписывал подробности празднования затмения. Ломакс успел заметить, что событие именовалось Большим уходом солнца. Он радостно окинул взглядом корпуса и припустил к административному зданию.

— Простите, — сказал Ломакс секретарше Драйвера.

— Они ждут вас, — зловеще промолвила секретарша, ведя его в комнату для заседаний.

За круглым столом — кофе и бумаги — сидели Диксон Драйвер, Добермен, глава физического отделения в Традесканте, женщина, которую Ломакс не знал, и, к его изумлению и немалому удовольствию, Хопкрофт.

Драйвер нарочито торжественно посмотрел на часы:

— Вы опоздали на сорок пять минут, доктор Ломакс.

Ломакс извинился. Он надеялся, что они заметят, что от бега через стоянку его дыхание сбилось. Он взглянул на Хопкрофта, который так комично изогнул бровь, что Ломакс едва удержался, чтобы не прыснуть от смеха.

— Ну что ж, раз пришли, так садитесь.

Диксон Драйвер нетерпеливо махнул рукой на пустое кресло. На столе Ломакс обнаружил копию своего письма, которое написал в ответ на требование Драйвера выдвинуть обвинение. Ломакс кивнул Добермену — тот едва ответил на его кивок — и профессору Клагману с физического отделения, который заулыбался в ответ. Клагман часто приглашал Ломакса читать лекции и сам часто присутствовал на них. Драйвер представил профессоров Энджел и Хопкрофта в качестве членов комитета по этике университета, который сотрудничал с комитетом по этике обсерватории. Люси Энджел преподавала на философском.

В центре стола стояла ваза с цветами. Ломакс заметил, что Хопкрофт поглядывает на них.

— Вряд ли вы обидитесь, что мы начали обсуждение без вас, — сказал Драйвер.

— Не обижусь. Но я удивлен, что здесь нет профессора Берлинза, — ответил Ломакс.

Члены комитета уставились на него. Хопкрофт воспользовался возможностью выдернуть цветок из вазы. Драйвер переместил свою бабочку справа налево.

— Разве он не должен присутствовать? — спросил Ломакс.

— Кажется, вы не понимаете, — раздраженно заметил Драйвер, — что здесь обсуждают ваше будущее, а вовсе не профессора Берлинза.

— Он вернется в обсерваторию в сентябре?

— Это отдельная тема. — Раздражение Драйвера росло. — Комитет собрался, чтобы установить, было ли ваше поведение этичным или нет. И в какой степени оно было неэтичным. А также сможете ли вы продолжить работу в обсерватории.

— Вот как, — сказал Ломакс.

Хопкрофт закашлялся и наклонился вперед, разминая цветок в огромной ладони.

— Доктор Ломакс, а почему вы так беспокоитесь о вашем коллеге? Меня это удивляет. У нас есть свидетельства, что вы пытались сокрушить его репутацию?

— Нет, — ответил Ломакс, — все не так.

— Нет? — Глаза Хопкрофта расширились. Он повысил голос: — Нет?

Вмешалась Люси Энджел:

— Давайте выслушаем доктора Ломакса. Пусть он сам расскажет, что случилось.

Драйвер выпрямился в кресле и сложил ладони.

— Я как раз собирался попросить доктора Ломакса сделать это, — с досадой проговорил он, — когда он затеял отвлекающий маневр с профессором Берлинзом.

Хопкрофт откинулся в кресле, подкинул цветок и поймал его одной рукой.

— Что ж, доктор Ломакс, — сказал он, — валяйте.

Когда Ломакс вышел из комнаты заседаний, уже стемнело. Он оставил членов комитета обсуждать этические вопросы своего поведения, сорвал с шеи галстук и пешком направился через стоянку. В кафетерии он обнаружил Ким, и пока та изображала потрясение при виде его нового костюма, кивал старым знакомым и искал глазами Джулию.

— Наверное, она в спортзале, — сказала Ким, даже не уточнив, кто именно — было очевидно, кого высматривает Ломакс.

Он рассказал ей, кто входит в состав комитета по этике. Казалось, члены комитета слушали его объяснения вполне доброжелательно. Только Драйвер так и не растаял, и, вероятно, подстраиваясь к нему, Добермен также держался холодно.