Любовь и дым - Дженнифер Блейк

— Ты дурак, — слова были резки, как бритва. — А ты вдвойне дура, защищая его, — обратился он к Риве.

Рива почувствовала его упрек, словно плеть, и сжалась, не веря сама себе. В голове у нее стучало, но она никак не могла понять, были ли это звуки извне или же просто биение сердца отдавалось у нее в ушах. Глухим голосом она начала:

— Но я не…

Однако времени уже не было. Внезапно комнату наполнили полицейские. Всю их пятерку

окружили, потеснили, держали под прицелом полдюжины дул, непрестанно задавая вопросы.

Отвечал Ноэль, сжато и твердо. Оружие у него отобрали. Полицейские успокоились и чуть отступили, некоторые почти к самой стене. Их командир смущенно хохотнул:

— Извините, мистер Столет, но мы вызвали команду против беспорядков, я это понимаю. Однако, услышав выстрел, мы несколько поторопились.

— Оставайтесь на месте, все только начинается, а пока не спускайте глаз с этого человека.

— Вы имеете в виду кандидата? — оторопело спросил командир.

— Его самого.

Затем Ноэль повернулся к Риве:

— Мадам Столет, я полагаю, вы созвали пресс-конференцию?

Он подчеркнул почтительный титул, придавая ему ироничность, или ей только показалось? Подслушал ли он? Знает ли? Она не могла понять по его лицу. Взяв ее за руку, он вывел ее из комнаты, прошел в мрачном молчании весь холл, как страж, ведущий осужденного на место казни. Казалось, если она заколеблется, если вдруг повернет назад, он отведет ее силой. А почему нет? Когда она скажет то, что должна, он освободится от нее, покончит с женщиной, которая была помехой как слишком молодая мачеха. Он избавится от эпизода, который он, несомненно, будет рад забыть, и освободится от бремени, возложенного на него у смертного одра его отцом. Без нее он сможет распоряжаться «Столет корпорейшн» по собственному усмотрению, наслаждаться Бон Ви один.

Почему бы ему не помочь ей привести себя к катастрофе?

Они остановились в холле у входной двери. Там не было места для всех представителей средств массовой информации, столпившихся в ожидании, когда их пригласят войти. Она встретит их на галерее. Будет менее официально и к тому же сохранит мебель. Так предложил Ноэль, и она согласилась.

Какая ей разница, где она будет говорить с ними? Единственное, что ей хотелось, чтобы все как можно скорее кончилось.

Ноэль шагнул к двери. Держась за ручку, он спросил, выдержав паузу:

— Ты готова?

Рива сложила руки и облизала губы. Она подумала, в порядке ли у нее волосы после этой сумятицы в столовой и как у нее с платьем. Она подняла взгляд на Ноэля. В глазах у нее застыла боль сомнения, и она сдавленно спросила:

— Я правильно поступила?

— Думаю, да. Мне кажется, что надо наконец сказать правду.

Он знал, подслушал ли он или узнал как-то иначе, но он знал и презирал ее. Теперь уже нечего бояться, большей боли уже не может быть. Похолодев, она проговорила:

— Я согласна.

Команды газетчиков проталкивались вперед, держа микрофоны, диктофоны, размахивая блокнотами и ручками и задавая вопросы. Вспыхивали камеры телевизионщиков, со всех сторон они сошлись как в фокусе в одном месте. Рива и раньше бывала перед телекамерами, но никогда в центре такого столпотворения. Она прокашлялась, пытаясь прочистить горло и ожидая тишины. Но чем дольше она ждала, тем шумнее становилось сборище:

— Это выстрел мы слышали?

— Кто стрелял?

— Кого ловит полиция?

— Кто-нибудь арестован?

— Какова цель этой конференции?

— Связана ли она с выстрелом?

Рива набрала воздуха и подняла подбородок.

— Я хочу сделать заявление.

Шум усилился.

— Если вы позволите мне говорить…

Вопросы стали громче и настойчивее.

Стоящий спиной к входной двери Ноэль шагнул вперед.

— Тихо!

Слово прозвучало не жестко и не особенно громко, но несло в себе подобие команды. Шум вдруг начал замирать.

— Благодарю вас, — проговорила Рива, — и особенно за то, что все вы пришли сегодня. Если вы будете терпеливы, я думаю, что смогу ответить на все ваши вопросы. Однако это долгая история, и я советую вам запастись терпением.

Ей было нелегко, она поняла это, когда начала искать слова, чтобы рассказать свою историю. Это было подобно раздеванию на публике. Это честно, но тем не менее трудно не вздрогнуть при таком разоблачении.

Рива вошла в дом вместе с Ноэлем, Эрин и полицейскими. Абрахам с невероятным высокомерием захлопнул дверь перед носом прессы с ее шумом и яркими софитами.

Снаружи сразу же началась гонка к автомобилям и автофургонам. Камеры убирались в чехлы, кабели сворачивались и тоже убирались. Хлопали дверцы и оживали моторы, затем закрутились колеса, и все стали разъезжаться. Им нечего было смотреть, кроме помятой травы на лужайке и груд стаканчиков из-под кофе, сигаретных окурков и обрывков бумаги.

И лишь когда исчезла последняя машина, шериф отвез Эдисона. Никто не знал, какое обвинение против него выдвинут. Убийство или предумышленное убийство, насилие, или изнасилование, или попытка физического насилия, или даже двоеженство. Недостатка в выборе не было, но суть окончательного обвинительного акта должны определить судьи. Тем временем глава полиции Нового Орлеана хотел лично переговорить с ним о ситуации с наркотиками в городе и пригородах.

Вскоре после этого отбыли Ботинки с Маргарет. Маргарет не могла перестать плакать и при этом беспрестанно говорила. Ее муж вызвал специалиста по нервным расстройствам, а также устроил консультацию с другим, чьей областью были пагубные привычки к предписанным лекарствам и наркотикам. Эти двое ожидали их в клинике, чтобы осмотреть и проконсультировать. Муж собирался оставить ее там, если доктора сочтут, что это поможет.

Рива вскользь упомянула о вине ее сестры в возможной причине аварии самолета Эдисона. Возможно, что и Эдисон сам обвинил бы ее в этом, но, возможно, и нет, так как это означало бы признать многие неприятные мотивы такой попытки. Что у нее было с механиком аэропорта, бывшим мужем Бет, может открыть только время.

Лиз, осознавая свои обязанности по приему гостей, приготовила на скорую руку вегетарианский суп, сандвичи, несколько закусок, а также кофе, вино и фруктовые соки. Она знает, что никто из них не голоден, сказала она, но это даст им возможность что-то делать, пока они отходят от возбуждения последнего часа.

Было слишком жарко, чтобы есть на галерее, и стол накрыли в столовой. У Ривы вызывало тошноту ощущение возврата к случившемуся, особенно когда она смотрела на дырку в стене, куда выстрелила Маргарет. Однако это длилось немногим больше мгновения. Боль вызывало не помещение, а люди.