Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - Майкл Ховард

В этих датированных 22 декабря посланиях сообщалось о наступлении Бурбаки на линии коммуникации немцев, которые могли бы привести «к небывалым результатам», а если выразиться образнее, повторении наступления Луар-ской и Северной армий на Париж. «Пруссаки, – утверждалось в послании, с большой долей вероятности, – еще не испытав на себе горечи поражения, все же деморализованы». Ввиду такого развития событий бездеятельность Трошю тем более невыносима, и продемонстрированный им скептицизм в отношении возможности и эффективности этих разработанных в провинции планов лишь ухудшает из без того непростое положение. Ходили упорные слухи, что он был в контакте с немцами. И на самом деле слухи эти распространились настолько широко, что Трошю был вынужден выступить с их опровержением. Его попытка успехом не увенчалась – Трошю просто не поверили. «Ничто и никогда не заставит нас бросить оружие… – объявил он, – мэр Парижа не сдастся!»

Между тем 12 января Трошю заявил коллегам, что Париж едва дотянет до того момента, когда наступление Бурбаки возымеет эффект, ибо скоро нужда заставит решиться на драконовские меры по обнаружению тайных запасов провианта по подавлению общественного недовольства.

Если проблема с продовольствием так обострилась, беспомощно пытался разъяснить он, то это произошло по вине правительства, не решившегося вовремя принять жесткие меры, на что Фавр ответил, что, дескать, по вине губернатора не были достигнуты военные успехи. В любом случае, настаивал Пикар, меры, которые оправдывал Трошю, выполнимы лишь в том случае, «если гул орудий заглушит бормотание людей», с чем единодушно согласились его коллеги.

Трошю и Дюкро изо всех сил настаивали на проведении дальнейших военных операций, но были и генералы помоложе, кто был готов представить планы. Когда прибыло послание Гамбетты, правительство уже располагало составленными генералом Берто и поддержанными начальником штаба Трошю, генералом Шмитцем, планами прорыва из Мон-Валерьена через линии обороны немцев на перешейке излучины Сены к Версалю. Это было атака на сильнее всего укрепленном участке обороны немцев, и Трошю с Дюкро понимали, что с войсками под их командованием подобный план не имел ни малейших шансов на успех. Но правительству, как и членам политических клубов, уже осточертели бесконечные прикидки военных. Наступление необходимо было предпринять, пусть даже в последнем безумстве отчаяния, пусть даже ради того, чтобы единственно возможным способом убедить энтузиастов в полнейшей безнадежности их положения. Сигнал о начале операции должен был поступить не позднее, чем в ночь с 18 на 19 января.

Нетрудно расценить это как пример того, как политики потребовали от военных заведомо неосуществимого, сравнив это с инструкциями Гамбетты д’Орелю де Паладину, однако сомнительно, справедлива ли подобная оценка. Штаб Трошю рассматривал данную операцию как необходимое кровопускание ради исцеления трясущихся в лихорадке политических клубов, и, возможно, энтузиазм, проявляемый отдельными членами правительства в отношении начала операции, свидетельствовал скорее не об убежденности в ее успехе, а о стремлении доказать парижанам, что ни на какой успех на данном этапе рассчитывать не стоит, а вот готовиться к ставшей теперь неизбежной капитуляции стоит. А раз это так, то чем раньше грянет испытание, тем скорее завершится, а то, насколько мучительным окажется провал, уже не суть важно. На встрече 15 января министры впервые всерьез обсудили вопрос о капитуляции, и Фавр признал, что пытался сделать мэров округов причастными к правительственным решениям минувших недель с тем, чтобы и на них возложить часть ответственности. С тем, что капитуляция неизбежно вызовет в городе беспорядки и всплеск насилия, никто не спорил, но беспорядки, скорее всего, будут не такими, как после «стремительного наступления», так горячо продвигаемого и так бесславно и кровопролитно завершившегося.

Сражение у Бузенваля, как его назвали, определило участь Парижа. Более того, оно раз и навсегда похоронило веру в то, что «народ с оружием в руках» способен одолеть хорошо обученного противника одним лишь численным превосходством и бесстрашием в бою. Об этой операции в политических клубах грезили давно – о «массовом подъеме». В сражении участвовали около 90 000 человек, примерно половину из которых составляла национальная гвардия, и на рассвете 19 января они вышли на открытую местность из Мон-Валерьена и фронтом шириной в 6500 метров продвинулись к линии обороны немцев на участке между Буживалем и Сен-Клу. Дюкро уже предпринимал здесь попытку атаковать тремя месяцами ранее и оказался отброшен, поскольку Зандарт стоял насмерть на своих знаменитых позициях. Позиции немцев протянулись вдоль высот Монтрой-Бузенваль, держа под контролем низину у Мон-Валерьена, по которой и собирались идти в наступление французы. Фланги все еще упирались в Сену, и продолжались работы по усилению обороны в глубину, лабиринт траншей, редуты, ограждения и препятствия тянулись до самого Версаля. План французов включал одновременную атаку тремя колоннами – левая под командованием Винуа наносила удар по высотам Монтрой в Сен-Клу, центральная под командованием Бельмара на парк Бузенваль и высоты Ла-Бержери и правая под командованием Дюкро, наотрез отказавшегося от планирования операции, атаковала на прежнем поле битвы у Мальмезона. Атаки предполагалось начать одновременно по сигналу – выстрел из орудия форта Мон-Валерьен по приказу Трошю в 6 часов.

С самого начала все пошло не так, как планировалось. План предусматривал, что проход 90 000 человек по двум доступным мостам – дорожному мосту в Нейи и железнодорожному в Аньере – займет всю ночь. Но все отчего-то позабыли, что все подъездные пути к этим мостам были перекрыты баррикадами с проходами, позволявшими проехать одновременно лишь повозке или пройти нескольким солдатам. Ничего не было предпринято для обеспечения прохода необозримой колонны повозок, сопровождавших войска и служивших передвижными лазаретами. Никто не мог предвидеть и задержку из-за прошедшего незадолго до этого проливного дождя, превратившего дороги в ужасающее месиво. К 6 часам, после ночи под ливнем, ни одна из колонн не добралась до исходных рубежей, и сам Трошю, изо всех сил пытаясь пробиться через хаос, так и не смог даже приблизиться к Мон-Валерьену. Трошю не появился и час спустя, и колонна Дюкро, которой предстояло преодолеть самое большое расстояние, все еще оставалась далеко от исходных рубежей. Светало, левая колонна на позициях у Мон-Валерьена оказалась в опасной зоне видимости артиллерии противника, и комендант крепости, взяв на себя всю полноту ответственности, произвел выстрел из сигнального орудия.

Левая и центральная колонны вплотную друг к другу перешли в наступление, воспользовавшись эффектом внезапности, они быстро продвигались в ледяном тумане и дошли до аванпостов немцев. Слева у высот Монтрой они охватили передовые немецкие позиции с фланга и сумели с боем пробиться в Сен-Клу. На центральном участке перемахнули через крутой гребень высот и через парк Бузенваль, пока не были остановлены у немецкой цитадели Ла-Бержери, в лесу между замком Бузенваль и оврагом Кукуфа, мощным ответным огнем немцев. Но как только первый наступательный порыв спал, все застопорилось. Немецкая пехота, оттесненная наступавшими французами с передовых оборонительных позиций, возобновила огонь с позиций, расположенных в глубине. Французские командующие вызвали на помощь артиллерию, но подход орудий затянулся на долгие часы, и с их прибытием они не смогли одолеть крутизну высот у Бузенваля. Пробравшиеся вперед саперы попытались подорвать полосу препятствий врага, но динамит на морозе не действовал. Атака захлебнулась, перейдя в позиционную перестрелку, в ходе которой плотные колонны французов сбивались в кучу и блуждали по склонам под огнем немецкой артиллерии, их боевой дух упал до нуля, а вскоре перерос в панику. В левой колонне Дюкро, с четырехчасовым опозданием добравшейся до позиций, ситуация складывалась еще хуже. Немцы в Мальмезоне были готовы к их появлению и не уступили ни метра территории. Везде французское наступление пруссаки сдержали, и без того не очень высокая дисциплина в национальной гвардии рухнула.