Veritas - Рита Мональди

Разгадать тайну Золотого яблока значило бы, вероятно, найти ответ и на множество других вопросов: исход войны, судьба императора, а значит, и Европы, и всего мира. Может быть, Летающий корабль хочет что-то сказать нам по этому поводу? Я был потрясен.

– О, величественный парусник небесного эфира, – тихо, сложив руки, словно в молитве, произнес я, а ледяной ветер тем временем обжигал мой лоб и шею, – не знаю, выберусь ли я живым из твоего чрева. Однако если это случится и ты действительно хочешь того же, что и мы, то используй свою силу правильно и стань для нас ковчегом истины, избавления и справедливости. Сделай так, чтобы Золотое яблоко вывело нас из того лабиринта, в котором мы находимся.

Теперь мы летели над Дунайской петлей. Я обнаружил Пратер (и с болью в сердце вспомнилось мне утопленное в снегу бледное лицо Христо) и ряд заиленных островов со смешными названиями, меж которых вилась река: Могильный Камень, Проносс, Охотников Толпа, В Старой Комнате, Долина Табор и, наконец, Мель, находящийся неподалеку от той дороги в Пратер, где мою жизнь спасла болгарская шахматная доска.

Мы с Симонисом обращали внимание друг друга на районы и кварталы Вены и, словно склоняясь над планом города, соревновались в том, кто быстрее обнаружит то монастырь Химмельпфорте, то мой дом в Йозефштадте, то стены императорской резиденции, ту или иную часть внешних городских стен, ворота Вены, сады и виллы предместий, огромную равнину гласиса или крошечную деревушку Шпиттельберг. Можно было четко и ясно различить даже далекие ворота Мариахильф в Линейном валу и дорогу на Хитцинг. Стена Линейного вала была видна настолько отчетливо, что ее можно было бы увидеть, наверное, и с большего расстояния, сказал Симонис, быть может, даже с Луны.

– О, ковчег избавления и справедливости, – со слезами на глазах произнес я, рассматривая каждый из садов в Лихтентале, виллы Россау и ворота Верингер Тор, – о ковчег истины, если ты заслуживаешь этого имени: какая из моих ничтожных заслуг убедила тебя в том, что нужно избрать для этого чуда именно меня? – По моим щекам бежали теплые слезы, а я улыбался Симонису, и тот тоже плакал и улыбался мне, и даже на его глуповатом лице, с неровно подстриженной челкой и выступающими вперед зубами, отразилось переживаемое им потрясение. Мы готовы были преклонить колена перед божеством воздуха, однако принимали участие только в мистерии.

– Господин мастер, а если нас увидят снизу?

– Надеюсь, что не увидят, не то мы попадем в темницу, так же как и человек, который привел сюда этот корабль из Португалии. Если нас действительно кто-то увидит, то надо надеяться, что он примет нас за стаю уток или решит, что ему почудилось.

– Если нас примут за уток, то станут стрелять. Рагу с утятиной очень популярно в Вене, – с напряженной улыбкой заметил Симонис. А потом воскликнул: – Смотрите, господин мастер, к нам идет облако!

Мы невольно закрыли лица руками, словно этот воздушный комок ваты мог причинить нам какой-то вред. Конечно же, ничего не произошло, кроме того, что мы погрузились в невероятную белизну облака.

В Риме небо золотое с голубым, словно ляпис-лазурь, слегка выгнутое, и облака всегда находятся очень высоко. В Вене свет и краски эфира выражают простоту, прямолинейность и любовь к благородному: все качества этого народа. Облака движутся обычно очень низко, небосвод имеет оттенок фиолетового с голубым. Теперь корабль немного наклонился и описал широкую дугу влево.

– Мы облетаем город, – заключил я.

Летающий корабль медленно повернул нос в направлении Места Без Имени.

Короткий обратный перелет к Нойгебау мы проделали в молчании. Когда наш корабль начал спускаться к площадке для игры в мяч, нам было почти жаль, что тайные божества этого парусника решили попрощаться с нами. Все закончилось с величайшим спокойствием и точностью, словно невидимый пилот, управлявший штурвалом рядом с нами, решил завершить день тщательно проделанной работой. Издалека мы видели, как мыши Фроша снова превращаются в тигров и львов, лужи Места Без Имени – в пруды, а замок, перестав быть игрушечным, возвращает себе свои величественные размеры. Без особой помпы, будто это было многократно повторенным действием, Летающий корабль сел посреди площадки для игры в мяч, почти в том же самом месте, с которого поднялся. Корпус лег на землю с легким ударом, словно жизненная энергия корабля внезапно иссякла. Мой малыш увидел, что мы возвращаемся, еще издалека, и едва мы ступили на землю, как он сквозь слезы разразился ликованием. От напряжения у нас дрожали колени, словно после недели поста, и, спрыгивая с корабля, я чуть не упал.

Не зная, что сказать, я обнял своего сыночка и произнес, будто возвратился с обычной ежедневной поездки на осле:

– А вот и я.

* * *

Фрош еще не вернулся с прогулки. Кто знает, видел ли он, как поднимался в воздух Летающий корабль. Лучше всего было сразу отправиться домой, чтобы он не узнал, что это мы были на борту корабля.

– Никто не гарантирует, – сказал я, поторапливая Симониса и малыша как можно скорее покинуть Нойгебау, – что Фрош – не шпион. В этом месте я уже дважды рисковал своей жизнью: первый раз из-за Мустафы, и еще раз – из-за корабля. Мне хотелось бы, по крайней мере, избежать попадания в темницу.

За несколько минут мы собрали инструменты и отправились домой, в Химмельпфорте. Я был все еще опьянен полетом и огорошен вопросами малыша, и можно было считать чудом, что, покидая Место Без Имени, снова услышал тот странный звук, издаваемый то ли трубой, то ли барабаном, который прозвучал в большом зале Нойгебау. Однако я был слишком поглощен недавними событиями, чтобы обращать на это особое внимание.

По возвращении в Химмельпфорте оказалось, что Симонису уже слишком поздно идти в университет, чтобы принять участие в празднике по случаю возобновления занятий.

– Сегодня вечером все равно состоится еще один, неофициальный праздник, который устраиваем мы, студенты, – сообщил он мне, – и там уж я, если того захочет Господь, присутствовать буду.

– Я могу проводить тебя, чтобы поговорить с Популеску и остальными.

– Конечно, господин мастер, как пожелаете.

Несмотря на волнительные события, я не забыл, что хотел предупредить живых товарищей Симониса об опасности, сопряженной с поисками Золотого яблока, и хотел посоветовать им пока что не продолжать расследование. С Драгомиром я уже пытался поговорить вчера ночью, однако румын был слишком пьян, чтобы понять хоть слово. Поэтому сегодня мы разыщем его снова в надежде на то, что встретим его трезвым, или же найдем по крайней мере Коломана Супана или Яна Яницкого Опалинского.

По дороге домой мы не стали говорить о пережитом приключении в присутствии моего мальчика. Затем я попросил своего подмастерья пойти с малышом ужинать. Желудок мой после воздушного путешествия, казалось, словно затянули на узел, и я поспешил к Клоридии.