Veritas - Рита Мональди

Из стен выступал горизонтальный ряд искуснейшим образов высеченных из камня бычьих голов. Эти устрашающие, исполненные достоинства животные вызвали у меня какие-то смутные воспоминания. О чем это я вспомнил? А потом понял: это было в Риме, двадцать восемь лет назад, во время моего первого приключения с аббатом Мелани. В подземных ходах Святого города мы наткнулись на странный остров, где находились драгоценные остатки древнеримских времен. Среди них Атто, великолепный знаток античности, узнал тавробола: языческую картину, которую почитали приверженцы культа Митры,[69]с изображением скорпиона и быка. Снова совпадение, подумал я, снова связь между прошлым и настоящим. Место Без Имени не переставая бросало мне под ноги тонкие намеки, похожие на запутанный клубок, чтобы я размотал нить и разгадал загадку.

Я вновь обвел взглядом большую лоджию и открывавшуюся отсюда панораму.

– Все здесь так грандиозно, – вздохнул я, – невиданный размах. Это как вилла Медичи в Риме, или же как венецианские виллы, и даже… да, Версаль я представляю себе тоже именно таким, – сказал я, указывая на сады и фонтаны, простиравшиеся к северу и югу от замка, перед нами и позади нас.

– Не знаю, похоже ли это на Версаль, – ответил Симонис, – но каждый понимает, какой прекрасной жемчужиной мог стать Нойгебау, если бы не был обречен на забвение.

В этот миг мы услышали странный звук, доносившийся из западного крыла замка. То было похоже на смесь звучания бучины[70]и раската грома, и я не мог сказать, был ли он механического или человеческого происхождения, доносился ли он снизу или сверху. Я невольно обернулся к Симонису, однако мой помощник прошел вперед, внутрь замка, и ничего не слышал. Из большого зала нас звал малыш. Он искал нас повсюду, поскольку увидел, как Фрош вышел через восточный выход. Очевидно, старый смотритель направился в дом, находившийся на некотором отдалении от замка. Этим моментом нам нужно было воспользоваться.

* * *

Казалось, Летающий корабль терпеливо ждет прихода весны. Он по-прежнему лениво лежал на замерзшей земле. Я взобрался по большому крылу хищной птицы, быстро перелез в переднюю часть корабля, а затем снова спустился.

– Нужно искать планомерно, – сказал я Симонису, – я начну с киля, а ты поищешь на борту.

Пока Симонис прочесывал внутреннее пространство корабля надо мной, я обследовал корпус начиная с днища. Однако поскольку я устал от работы и беспокоился по поводу того, что Фрош скоро вернется, я начал охоту за Золотым яблоком в прескверном расположении духа. Посольство турецкого аги, непрозрачность позиции Евгения Савойского, продолжение войны, смерть Данило и Христо, прибытие аббата Мелани, дервиш Кицебер, болезнь императора, странные маневры Угонио и сам Летающий корабль – все, казалось, каким-то образом вращается вокруг этого символа, и мы должны были докопаться до сути дела. Если мы не разгадаем эту тайну, все останется окутанным густым туманом и я, вероятно, задохнусь в махинациях аббата Мелани, сам того не заметив. У меня просто не было выбора.

Я с трудом скреб покрытыми сажей пальцами ледяное дерево корабля в поисках отверстия, потайного ящика, полки, которые наконец открыли бы моему взору символ власти над Западом.

– Если бы мы только могли узнать, где эта проклятая штуковина… – прошептал я себе под нос, не зная, обратиться ли с молитвой ко Всевышнему или же остановиться на проклятиях.

В этот миг Летающий корабль вздрогнул. Затем последовала сотрясение, похожее на слабую вибрацию, охватившую чудесное средство передвижения от хвоста до кончика клюва. Пребывая в полнейшей уверенности, что это движения Симониса вызывают колебания, я поднял взгляд. Однако грек в этот момент как раз сидел и ощупывал стулья, проверяя, не отыщется ли у них двойное дно. Если бы это было не бездушное творение, я бы захотел пристально взглянуть в глаза корабля, чтобы проверить, не движутся ли они. А потом все же сделал это: оба погасших деревянных глаза обладали выражением всякого порядочного чучела.

Я тоже поднялся на борт. Едва взойдя на корабль, я снова ощутил эту необъяснимую вибрацию.

– Господин мастер, вы почувствовали это? – спросил Симонис, когда я подошел к нему.

Я не ответил. Мое внимание привлекло нечто другое, нечто необычное. Я выглянул наружу: земля внезапно оказалась… слишком далеко внизу. Если бы я сейчас спрыгнул, то сломал бы себе ногу. Возможно ли это?

Вместо неподвижного воздуха вокруг себя я ощущал, как мои щеки овевает ветер Зиммерингер Хайде, словно они сами стали маленькими дрожащими кораблями. Меня обуяла безумная необъяснимая уверенность: под Летающим кораблем находилась жуткая волна, нечто вроде сильного вулкана, извергающего ввысь стрелы, и мы оказались прямо над ним.

– Что здесь происходит, Симонис? – наконец обернулся я к нему, смутно подозревая, что нам обоим пришла в голову одна и та же совершенно безрассудная идея.

Теперь смешалось все: ощущение бушующего вулкана под ногами; наши щеки, которые, казалось, что-то тащит назад; уносящаяся вниз земля. Мое сердце забилось быстрее, и я вспомнил сон, приснившийся мне несколько дней назад, в котором меня сожрал Мустафа и где случилось именно то, за чем я сейчас беспомощно наблюдал: Летающий корабль поднимался в воздух.

* * *

Как объясню я однажды своим внукам те мгновения? Правда, одно ощущение было совершенно отчетливым: казалось, что законы природы решили выполнить наше желание относительно Золотого яблока, и жуткая древняя сила, способная сдвинуть с места весь мир, стала поднимать Летающий корабль все выше и выше, все выше и выше. Мой малыш смотрел на нас снизу, ничего не понимая: возможно ли, чтобы его папа взлетел в небо?

– Симонис, я… я уже однажды чувствовал, как дрожит подо мной корабль, когда был здесь в первый раз, убегая от Мустафы, однако не захотел поверить в это! – крикнул я своему помощнику, словно эти слова могли объяснить случившееся чудо.

Пока мы взлетали, лоджия Места Без Имени, казалось, провалилась под нами, однако это мы поднимались, и теперь мой малыш смеялся, кричал и плакал одновременно. Несколько раз вскрикнув от ужаса, замолчал Симонис. Я смотрел вниз, оценивая вероятность смерти при падении, которое вскоре ожидало нас, и молился.

Но мы не упали. Словно молодая пчела, возжелавшая меда, мы поднимались вверх; мы уже достигли двойной высоты террасы на крыше Нойгебау и полагали, что выше нас ничего уже нет, мы выше холмов, выше гор, быть может, даже выше облаков. Дерево старого судна скрипело под нашими ногами, легко и сухо, будто кости каракатицы, у меня начала кружиться голова, от удивления и страха сдавило горло. Я сложил руки в молитве, ибо Deus Caritasest[71](об этом Господь в своих чудесах дает нам поистине ошеломляющее представление!); и если Господь на этом самом милосердии создал мир, то древние силы, даровавшие нам в своей освобожденной мощи опьянение полета, возможно, на несколько мгновения решили освободить нас от власти материи, чтобы поучить нас и наконец поднять в своей любящей самоотверженности.