Анук, mon amour… - Виктория Платова

– Хорошее дело, мсье Дютронк.

– Еще бы не хорошее.

– А от этого Тьери ничего не осталось? Никакихдневников?

– Нет. Никаких дневников не было. А может, и были, датолько мы их не нашли.

– Все-таки – владелец букинистического, начитанныйчеловек. Неужели никаких дневников? Они ведь любят вести дневники, серийныеубийцы. Все, через одного. У них и философия имеется, какое же убийство безфилософии?

– Ты мне про философию волынку не заводи, малыш.Убийство есть убийство. И неважно, из каких соображений ты спускаешь шкуру счеловека. Ты ее спускаешь – и все.

– И все-таки…

– Ну это вы теперь все умные стали. Все знаете просерийных убийц, в психологии их роетесь, как крысы в помойке. А для меня онпросто душегуб. И ничего я про его психологию знать не хочу. Вот так-то, Дидье.Пойдем-ка лучше, пропустим по кружечке пивка, и я тебе о своих лимонахрасскажу. А про это дело больше не спрашивай. Вот так.

…Надо же, я даже помню ее имя.

Софья Горская. «Сонья», как говорит этот чертов коротышкаДидье. Интересно, зачем она здесь, ведь нам с коротышкой не нужен переводчик. Ктому же я соскучился по французскому языку, его ничего не может испортить, дажерастущие вкривь и вкось зубы Дидье, аккуратно, с двух концов надкусывающиекаждое слово.

Зачем она здесь?

И почему ее лицо кажется мне смутно знакомым? Неужели вседело в азиатском разрезе глаз?.. В нашу первую встречу я не обратил на этовнимания, я был слишком занят липкой бланшаровской паутиной, набившейся мне врот. Но сейчас я точно могу сказать – она определенно на кого-то похожа.

На Лилу, манекенщицу из моей юности, севшую в чей-то«Порше», чтобы умереть? На Лулу, подружку Маджонга? Или на кого-то еще? Накого-то еще, так будет вернее. Через секунду из темной, покрытой бликами водыпрошлого, ко мне приходит еще одно имя.

О-Сими.

О-Сими, карманная японка, фотографировавшаяся со мной наречном кораблике. О-Сими, подруга Омацу, О-Сими, почти забытая мной. Вот откудаблики – вся Сена была в разноцветных бликах, и О-Сими очень не нравилась Линн.Линн давно уже нет, но мне не хочется об этом вспоминать, как и обо всемостальном. Прежде всего – об улитках, я так и не нашел в себе силы, чтобы сними расправиться. В моем доме в Музайя, набитом вещами доме, нет никакихулиток. Вот только иногда, глубокой ночью, мне слышится их призывное «Крэк,крэк, крэк», и я знаю, что обычно следует за этим. Мои ладони покрываютсясукровицей, она неоднородна, так что временами странные линии на моих рукахможно принять за вполне осмысленный узор. Примерно такой же, какой украшаетладони Али, хозяина лавки в Бельвиле. Мне хочется думать – что такой же,возможно – это изречения из Корана, возможно – что-то иное… Мне хочется такдумать, но в том, что узор чаще похож на зарисованный Тьери Франсуа орнамент встиле платереско, – в этом я боюсь признаться даже себе.

Я знаю, что обычно следует за этим.

Я отправляюсь в душ и пытаюсь закурить самокрутку подплотными, весело бьющими струями. Я извел тысячи самокруток, но ни одна из нихне осталась сухой.

Это только я всегда выхожу сухим из воды.

Я – бедный сиамский братец, король запахов, прописавшийся настраницах гламурных журналов, владелец раскрученного до тошноты брэнда и безпяти минут владелец собственной парфюмерной империи.

Вот только птицу я так и не нашел. И это единственное, чтоотравляет мне жизнь. Кроме жалкого коротышки Дидье Бланшара, сидящего напротив.

– Если вы опять собираетесь расспрашивать меня о смертиМари-Кристин – мне больше нечего вам сказать.

Нет, мсье Кутарба. Я не собираюсь расспрашивать вас о смертимадам Сават. Похоже, вы были правы. И ее смерть не имеет к вам никакогоотношения. Есть, конечно, косвенные улики, я имею в виду показания несколькихсвидетелей, но для возбуждения уголовного дела этого маловато. – Бланшарсмотрит на меня с плохо скрытой ненавистью.

– Значит, я больше не подозреваемый?

– Мне хотелось бы поговорить с вами совсем о другихсмертях. Так, в порядке частной беседы.

– Я могу отказаться от нее?

– Можете. Но лучше бы вам этого не делать, –проклятая бланшаровская паутина снова лезет мне в рот.

– Я готов, мсье Бланшар. Я готов ответить на все вашивопросы.

– Очень хорошо. Расскажите-ка мне о Линн Нугаро,

Линн. Причем здесь Линн? Линн давно умерла, но не стану же ярассказывать этому полицейскому псу об улитках, погубивших ее. И откуда Бланшарузнал о Линн?

– О Линн Нугаро? – Я пытаюсь выиграть время.

– Вам ведь знакомо это имя?

– Да.

– И сама Линн.

– Да.

– Как вы с ней познакомились?

– Случайно. Я зашел в ее магазин. Букинистическиймагазин. Я искал одну редкую книгу, и мы разговорились.

– Значит, вы познакомились в букинистическом магазине,владелицей которого она была?.. Интересно, – Бланшар явно удивлен, нопричин его удивления я понять не могу. – Вы часто с ней виделись?

– Нечасто. Только тогда, когда приходил к ней вбукинистический.

– Вы встречались только в… букинистическом?

– В общем, да.

– И никаких кафе?

– Может быть… Один или два раза. Не помню точно.

– Вас неоднократно видели вместе во ФранцузскойСинематеке.

Прямо на моих глазах кривые зубы Бланшара вытягиваются,превращаясь во вполне осмысленные клыки. И как только он пронюхал проФранцузскую Синематеку? Очевидно, бегал где-то поблизости, задирая заднюю ногуу коробок с пленками.

– Может быть… Один или два раза.

– Один или два… Что вы обычно смотрели?

– Не помню. Кажется, какие-то детективы. Линн… МадамНугаро нравились детективы.

– Кафе, кино… Многовато для случайного знакомства вбукинистическом. Может, были еще какие-нибудь специфические развлечения?

– Какие?

– Ну, не знаю… Поездки по ночной Сене, например. Естьдаже фотографии этого вашего времяпрепровождения.

– Фотографии? Может, это был случайный снимок? –Откуда коротышка может знать о нашей поездке на Бато Муш?.. Я плаваю всобственной голове, самый настоящий обломок кораблекрушения, я пытаюсьуцепиться хоть за что-то. Безрезультатно.

– Случайный? Да как сказать… В мае теперь ужепозапрошлого года… вы совершали экскурсию по Сене на прогулочном пароходике ипознакомились там с двумя японками.