Воспоминание о будущем - Михаил Хазин

– 1971 г. – начало третьего ПЭК-кризиса в Американской технологической зоне (15 августа 1971 г. – второй в ХХ в. дефолт США). В середине 70-х экономика США уже устойчиво падает на фоне еще растущего СССР;

– конец 70-х годов, разработка в США модели временного (но за счет будущего углубления проблем) преодоления кризиса за счет виртуального расширения рынков путем кредитного стимулирования спроса имеющихся потребителей («рейганомики»). Рост необходимой численности потребителей в технологической зоне до 300-500 млн человек;

– отказ Китая от построения собственной технологической зоны, им взят курс на стимулирование экономики за счет встраивания в Американскую технологическую зону;

– 1981-1991 гг., очередной этап НТП, состоявшийся в США по итогам «рейганомики» (получивший название «информационная революция»), позволил выиграть войну двух систем (аналог третьей мировой войны), разрушить Советскую технологическую зону и последний раз расширить рынки, уже на всю территорию Земли;

– начало 2000-х гг., первые признаки начала нового кризиса падения эффективности капитала;

– осень 2008 г., прекращение действия последнего инструмента «рейганомики», снижения учетной ставки ФРС, переход кризиса в острую стадию.

X. В результате применения «рейганомики» структурные диспропорции в мировой (совпадающей сегодня с Американской технологической зоной) экономике и непосредственно в США выросли до колоссальных размеров, в первую очередь речь идет о несоответствии реально располагаемых доходов домохозяйств их расходам (т. е. уровню жизни), последние много выше.

До тех пор, пока доходы и расходы не придут в состояние относительного равновесия, кризис будет продолжаться, и падение расходов при этом должно составить примерно 30-35 % для мировой экономики, около 50 % – для Евросоюза и порядка 55-60 % для США (по состоянию на 2008 г., в связи с дальнейшей виртуализацией статистики падение с нынешнего уровня будет больше).

XI. Сокращение доходов с точки зрения разделения труда соответствует сокращению количества потребителей, а значит, уровень разделения труда должен уменьшиться. В США сегодня реальные доходы домохозяйств соответствуют уровню конца 50-х годов, по мере развития кризиса они еще более сократятся. Фактически это означает, что оптимальный уровень технологической зоны вернется на уровень 300-500 млн человек или даже меньше (с учетом цифровизации управления экономикой).

XII. Поскольку нынешняя инфраструктура системы разделения труда (в первую очередь – финансовая) выстроена под глобальные рынки, по мере падения спроса она станет убыточной (фактически это уже произошло, большая часть международных финансовых институтов и государств живут только за счет эмиссионной подпитки). Это значит, что экономически выгоден будет распад мира на несколько новых технологических зон, которые, скорее всего, будут создаваться за счет ресурса эмиссии новых региональных валют, в связи с чем я их называю (в соответствии с книгой «Закат империи доллара и конец “Pax Americana”») валютными зонами.

Теоретически, в процессе кризиса и посткризисного восстановления не все потенциальные валютные зоны смогут окончательно сформировать полноценные технологические зоны в новой, посткризисной редакции.

XIII. Если новой модели экономического развития, альтернативной НТП, придумано не будет, то нас ждет повторение истории ХХ в., т. е. конкурентная борьба новых технологических зон друг с другом за рынки сбыта, т. е. за возможность дальнейшего развития. Однако этот процесс начнется только после того, как более или менее самостоятельные зоны будут сформированы, т. е. через 20-30 лет после окончания острой стадии кризиса и достижения минимальных значений совокупного спроса.

XIV. Существенным отличием ситуации, сложившейся после кризиса, т. е. конкуренции (относительно) независимых валютных зон, от ситуации XIX–XX вв. является то, что уже существующая экономическая теория позволит зональным элитам активно искать новые парадигмы экономического развития. Что либо обеспечит ситуацию, при которой конфликт региональных экономических кластеров станет не столь агрессивным, либо же один из кластеров, за счет построения новой модели, сможет выйти на более конструктивное доминирование, чем Западный ГП в конце ХХ в.

Существует одна старая советская писательская быль, которой бы я хотел завершить эту главу и описание той экономической теории, которой я посвятил больше 20 лет жизни. В ресторан Союза писателей ранним утром приходит достаточно известный, но не слишком яркий поэт, который просит подать ему 300 граммов водки и немудреную закуску.

– С утра, – спрашивает его официант, – не слишком ли жестко?

– Я всю ночь писал стихи. О любви. Закрыл тему…

Эта книга, как мы видим по итогам, посвящена теории капитализма. И она закрывает тему, по крайней мере для меня, поскольку достаточно полно описывает развитие капитализма от его появления до заката. При этом, разумеется, нужно понимать, что если произойдет распад мира на валютные зоны, то как минимум несколько десятилетий капитализм еще будет активно функционировать.

Разумеется, науку экономику эта книга не закрывает. Но принципиальных изменений в модели капитализма, с точки зрения тех вопросов и того плана, которые были даны во Введении, она, скорее всего, уже не даст. И таким образом, остается главная проблема (которая пока ни в книге, ни в современной жизни не обсуждалась): какой будет новая модель развития. Та самая, посткапиталистическая, предсказанная А. Смитом и Марксом. Пока можно только сказать, что момент конца капитализма близок, и избежать обсуждения того, что может быть после него, совершенно невозможно. И об этом – в следующей главе.

Как мы видим, все ПЭК-кризисы заканчивались долгими депрессиями (третий из них фактически из одной этой депрессии и состоял) и выход из них обеспечивался за счет внешних источников. Ну точнее, «рейганомика» состояла в том, что был форсаж потребления за счет источника внутреннего, но так она и завершилась бы катастрофой к началу 90-х, если бы не удалось разрушить СССР и захватить его рынки.

Фактически в тот момент перед элитами Запада (т. е. Западного ГП) стояла единственная сверхзадача – разрушение конкурентного Красного ГП. И цена такой победы роли не играла, поскольку поражение просто не оставляло места для этой элитной группы. Соответственно, никто не думал о долгосрочных последствиях «рейганомики», это был последний шанс: пан или пропал. Запад выиграл – и с ценой этого результата стал разбираться по его итогам.

Собственно, если совсем честно подходить к вопросу, то даже по итогам победы дело вот-вот закончится катастрофой, да и вообще, с точки зрения любого здравомыслящего экономиста, рост в ситуации, когда объем долга все время опережает рост экономики, представляется не совсем правильным. Толковый бухгалтер легко оформит часть такого долга, как рост основных средств или еще как-нибудь, и получится у нас экономический рост, вот только не в жизни, а на бумаге.