Господин судебный пристав - Александр Чиненков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего-то я тебя не понял… — взяв Бурматова за руку, отвёл его в сторону Кузьма.
— А чего тут непонятного? — ухмыльнулся Митрофан. — Григорий Михайлович Семёнов набил мне морду! А рука у него тяжёлая, надо признать…
— Ты брешешь? — усомнился в правдивости его слов Кузьма. — Разве может так поступать главнокомандующий со своими подчиненными?
— Эх, ты бы только видел его после теракта на станции, господин Малов! — вздохнул Митрофан. — Глаза, как у рака, выпучены, да и морда красная, как у рака. Он явился в контрразведку и мощной оплеухой отправил начальника нашего в полёт через стол. Изрыгая брань и проклятия, он взялся за меня и всех остальных, кому «посчастливилось» присутствовать в кабинете. Нас он отмутызгал кулаками и пинками… Всем с лихвой досталось, пока атаман выпустил пар и немного успокоился.
— Ну и дела! — покачал головой Кузьма. — Я уже начинаю сожалеть, что послушал тебя и поступил на службу к Семёнову.
— Да-а-а, — хмыкнул Митрофан. — Хорошо, что в том составе, который под откос партизаны отправили, япошки не ехали. В Чите их вагоны задержали… Избежали смерти интервенты узкоглазые и… мы, наверное, тоже. За то, что случилось, атаман лишь поколотил нас, а уж если бы японцы пострадали, то, я уверен, расстрелял бы нас собственноручно.
— Что теперь делать собираешься? — спросил Кузьма, разглядывая «пострадавшего» Бурматова.
— Сначала врачу морду свою покажу, — ответил тот, вздыхая. — Ну а потом на службу пойду… Мне Григорий Михайлович отписал первое и, как я понял, сразу же последнее предупреждение, наверное, «за пассивность». И теперь мне почему-то очень реабилитироваться захотелось, аж без удержу.
— А мне форму надо бы сходить получить, но… Получать её мне уже не хочется, — нахмурился Кузьма. — Может, плюнуть на всё и…
— Получай форму и домой ступай, — посоветовал Митрофан, не дав ему договорить. — Сегодня на глаза атамана лучше не попадаться. Ну а иного посоветовать не могу. Теперь ты на службе. Вздумаешь бежать — отловят и как дезертира повесят. Трибунал решит, как с тобой поступить, дорогой ты мой Кузьма Прохорович!
— Тогда давай вместе бежим? — предложил Кузьма. — Я рад служить Родине, но только под руководством порядочного военачальника. А у такого самодура, как Семёнов…
— Всё, ты ничего не говорил, а я тебя не слышал, — занервничал Митрофан. — Давай поговорим об этом в другой раз и в другом месте, Кузьма Прохорович. А сейчас прощай, я не располагаю свободным временем.
* * *
Когда Маргарита вошла в дом, Кузьма сидел за столом и приводил в порядок новенькую, только что пошитую форму.
— Где ты была? — спросил он.
— В ресторане, заходила подруг повидать, — солгала девушка.
— И как они поживают? — усмехнулся Кузьма, прилаживая к кителю второй погон. — Всё так же, втихаря обсчитывают пьяных посетителей?
Он казался добрым и весёлым, но Маргарита видела, что это не так.
— Вижу, ты на службу успел поступить к атаману Семёнову? — спросила она, снимая обувь. — Решил палачом трудового народа поработать, господин судебный пристав?
— Вот как ты, — меняясь в лице, сказал Кузьма. — Я у тебя разрешение должен был спросить, так, что ль?
— Ты бы его не получил от меня, это точно, — ухмыльнулась Маргарита. — Хорош, ничего не скажешь. Тьфу, глаза бы мои на тебя не глядели, гадина белогвардейская!
Кузьма отвернулся от зеркала и внимательно посмотрел на Маргариту.
— Да, — сказал он, — большевистская пропаганда тебя насквозь пропитала. Хорошо, что тебя слышу только я, а не семёновская контрразведка!
— А ты пойди и донеси им на меня! — гордо вскинула голову девушка. — Скажи им, кто с тобой под одной крышей проживает, господин хорунжий!
— Действительно, уморительное соседство, — усмехнулся Кузьма. — Кому рассказать, не поверят…
Маргарита подошла к шкафу, взяла бутылку водки, пару тарелок с закуской и всё выставила на стол.
— Пить будешь? — спросила она у изумленного Кузьмы.
— У тебя какое-то торжество?
— Сегодня торжество у всех порядочных жителей Верхнеудинска, — ответила девушка, подходя к столу.
— Конечно же, ты говоришь о большевиках и им сочувствующих? — догадался Кузьма.
— Правильно мыслишь, — кивнула Маргарита, откупоривая бутылку и наливая в стаканы водку. — Предлагаю выпить за разгром станции и падение поезда под откос! Очень надеюсь на то, что свинья Семёнов укусил сам себя за задницу, получив такую оплеуху!
— Как тебя понимать? — хмуро взглянул на неё Кузьма. — Ты тоже имеешь отношение к этой террористической вылазке?
Выпив водки, Маргарита закусила кусочком сала и расцвела счастливой улыбкой.
— Нет, мне не пришлось принимать в этом участие, — сказала она с сожалением. — Но я всей душой с ними, с настоящими героями революции!
— Всё, ты окончательно сошла с ума! — вздохнул Кузьма и пожал плечами. — Водку хлещешь, как мужик, и…
— Я ещё не то могу, — ухмыльнулась Маргарита, наливая в свой стакан ещё порцию водки. — Я могу не только говорить, но и действовать.
— Вот даже как? Хотелось бы понять, что ты под этим подразумеваешь.
— Придёт время, поймёшь и узнаешь.
— Ты уверена, что наступит такое время?
— Да пошёл ты…
Маргарита стала собирать свои вещи в сумку. Кузьма молча наблюдал за ней, не предпринимая попыток просить её остаться.
— Что, ждёшь не дождёшься, когда я уйду? — ухмыльнулась она, подходя к столу и беря бутылку.
— Нет, — вздохнул Кузьма. — Я много раз пытался представить, какой будет наша последняя встреча, но не мог себе даже подумать, что расстанемся вот так.
— А я с тобой ещё не прощаюсь, гад белогвардейский, — хмыкнула Маргарита, выпив водки прямо из горлышка. — Это случится позже, но уже навсегда. А в постели ты так себе, слабачок! Я ничего не теряю, расставшись с тобой. Ты просто жалок, шкура белогвардейская! Пристрелить бы тебя, да не время сейчас. Но ответить тебе перед судом революции ещё придётся…
* * *
Иосиф Бигельман целый день бродил по городским улицам, а к ночи ноги сами привели его к ресторану. Он стоял, прислонившись к фонарному столбу перед входом в ресторан, внутри которого гремела музыка. Из распахнувшихся дверей вышли два офицера американской армии. Как только они спустились по ступенькам, откуда-то появилась стайка молодых женщин, которые с визгом и смехом окружили офицеров.
Они остановились неподалёку от Иосифа и, перемигнувшись, рассмеялись. С вульгарными ужимками и переглядами девицы, каждая на свой манер, принялись демонстрировать свои прелести, которые могли предложить для ночной утехи богатым иностранцам. Проделывали они это с похотливым хихиканьем и гримасами, которые должны были означать: «Вы не пожалеете, господа, если воспользуетесь ночью моим роскошным телом…»