Лекарь. Ученик Авиценны - Ной Гордон

На постоялом дворе Залмана Меньшого он поужинал пловом, однако огорчился, когда Залман привел еще двух соседей познакомиться с евреем, который удостоился калаата. Соседи были плотные молодые люди, каменотесы — Хофни и Шмуэль бнай Хиви, сыновья вдовы Нитки Повитухи, которая жила в конце его улицы. Братья хлопали Роба по спине, желали ему всех благ, пытались угостить вином.

— Поведай нам о калаате, расскажи о Европе! — вскричал Хофни.

Робу хотелось подружиться с ними, однако он предпочел уединиться в своем домике. Покормив и почистив животных, сел в садике и стал читать Аристотеля, что оказалось совсем не просто. Смысл сочинения ускользал от него, и Роб остро чувствовал свое невежество.

Стемнело, и он перебрался под крышу дома, зажег лампу и занялся Кораном. Ему показалось, что суры расположены по величине, причем самые длинные шли первыми. Но которые же суры самые важные, те, что нужно заучить? Ни малейшего представления об этом он не имел. А еще было так много вступительных абзацев — они тоже важны?

Роб ощутил отчаяние и понял, что нужно с чего-то начать.

«Слава Аллаху Всевышнему, Всемилостивому и Всемилосердному; Он сотворил Все, и Человека тоже…»

Он читал и перечитывал каждый абзац, но не успел запечатлеть в памяти и нескольких стихов, как отяжелевшие веки его сомкнулись. Так и не раздевшись, он уснул прямо на освещенном лампой земляном полу, будто человек, стремящийся сбежать от горькой и утомительной яви.

Каждое утро на рассвете лучи восходящего солнца, отражаясь от черепичных крыш неимоверно покосившихся домишек Яхуддийе, проникали в узкое окно комнаты Роба и будили его. С зарей улицы начинали заполняться народом, мужчины спешили в синагоги на молитву, женщины торопились разложить товары на столиках рынка или же, наоборот, купить пораньше все самое свежее и лучшее.

В соседнем доме к северу от Роба жил башмачник, именем Яаков бен Раши, с женой Наомой и дочерью Лией. В доме к югу обитали лепешечник Мика Галеви, его жена Юдифь и трое детей — все девочки. Роб всего несколько дней прожил в Яхуддийе, как Мика прислал к нему Юдифь с круглой плоской лепешкой на завтрак, еще горячей и хрустящей, прямо из печи.

И куда бы ни шел Роб по Яхуддийе, у всех находилось доброе слово для еврея-чужеземца, который удостоился калаата.

Менее приветливо к нему относились в медресе, где учащиеся-мусульмане никогда не называли его по имени, а только «зимми», получая от этого немалое удовольствие. Даже учащиеся-евреи называли его «Европеец».

Опыт цирюльника-хирурга, пусть и не приносил всеобщего признания, все же весьма пригодился в маристане — хватило трех дней, чтобы все увидели: он умеет делать перевязки, кровопускания, сращивать несложные переломы костей, и в этом не уступает выпускникам школы. Его освободили от обязанности выносить нечистоты, поручив дела, непосредственно связанные с уходом за больными, и от этого жизнь стала казаться ему вполне сносной.

* * *

Когда Роб спросил Абу-ль-Бакра, которые из ста четырнадцати сур Корана самые важные, то не получил вразумительного ответа.

— Они все важны, — сказал жирный мулла. — Один богослов считает более важными одни, другой — другие.

— Но ведь я не смогу окончить медресе, если не заучу наизусть самые важные суры! Если вы мне их не назовете, то как же я их узнаю?

— А! — сказал на это преподаватель богословия. — Ты должен читать Коран, а Аллах (вовеки славен Он!) откроет их тебе.

Роб чувствовал, как учение Мухаммеда давит на него тяжким грузом, а Аллах непрестанно наблюдает за каждым его шагом. В медресе, куда ни повернись, ислам был повсюду. На каждом занятии присутствовал мулла, следя, чтобы никто не умалил величия и славы Аллаха (велик Он и могуч!).

Первое для Роба занятие, которое вел Ибн Сина, было посвящено анатомии. Вскрывали и исследовали большую свинью, запрещенную мусульманам к употреблению в пищу, но дозволенную для изучения.

— Свинья представляет собой особенно удачный объект для рассмотрения анатомии, ибо ее внутренние органы одинаковы с человеческими, — сказал Ибн Сина, ловко снимая шкуру.

У свиньи оказалось множество разнообразных опухолей.

— Вот эти гладкие наросты не причиняют, похоже, никакого вреда. Но некоторые росли так быстро… Вот, посмотрите, — Ибн Сина приподнял тяжелую тушу так, чтобы ученикам было лучше видно. — Эти комья плоти срослись друг с другом, словно части головки цветной капусты. Опухоли, похожие на такую головку, смертельны.

— Бывают ли они у людей? — спросил Роб.

— Этого мы не знаем.

— А выяснить разве нельзя?

Теперь притих весь зал. Учащиеся испытывали отвращение к чужеземцу, неверному шайтану, а ассистенты преподавателя насторожились. Мулла, который забил свинью, оторвался от молитвенной книги.

— Написано, — осторожно ответил Ибн Сина, — что мертвые восстанут, их приветствует Пророк (да возрадуется ему Аллах и да благословит!) и они будут жить снова. А до того дня нельзя калечить их тела.

Роб помедлил мгновение и кивнул. Мулла вернулся к своей молитве, а Ибн Сина продолжил лекцию по анатомии.

* * *

Во второй половине дня в маристане появился хаким Фадиль ибн Парвиз в красном тюрбане лекаря. Он успешно прошел устное испытание, и теперь принимал поздравления учащихся-медиков. У Роба не было никаких причин симпатизировать Фадилю, но он все равно был рад и взволнован — ведь он сам, как и другие учащиеся, в один прекрасный день мог добиться такого же успеха.

В тот день обход больных совершали Фадиль и аль-Джузджани. За ними следовали Роб и другие: Аббас Сефи, Омар Нивахенд, Сулейман аль-Джамал, Сабит ибн Курра. В последнюю минуту к лекарям присоединился Ибн Сина, и Роб сразу почувствовал, как все вокруг заволновались — так неизменно случалось в присутствии главного лекаря.

Вскоре они пришли в отделение, где находились больные, страдающие опухолями. На ближайшей к входу циновке неподвижно лежал человек с застывшим взглядом; лекари остановились в некотором отдалении.

— Иессей бен Беньямин, — вызвал аль-Джузджани, — расскажи нам об этом человеке.

— Его зовут Исмаил Газали. Возраста своего он не знает, говорит, что родился в Хуре, когда там были необычно большие весенние паводки. Мне сказали, что такое было тридцать четыре года назад.

Аль-Джузджани одобрительно кивнул.

— У него опухоли на шее, под мышками и в паху, причиняющие ему сильные боли. Отец больного умер от похожей болезни, когда Исмаил Газали был еще ребенком. Ему очень больно мочиться. Когда это все же удается, выходящая жидкость имеет темно-желтый цвет с цилиндрами, похожими на тонкие красные нити. Он способен съесть не больше нескольких ложек каши, иначе его рвет, поэтому его кормят понемногу, но часто, как только можно.