Лекарь. Ученик Авиценны - Ной Гордон

Ага, так вот двоюродный брат Арье, сказал себе Роб, с интересом поглядывая на смуглого молодого еврея с выдающейся вперед нижней челюстью и квадратными белыми зубами — это делало его симпатичным, придавало ему какой-то домашний вид, как у умной лошади.

— Расскажи нам о нем, Аскари, — кивнул Ибн Сина в сторону больного.

— Это Амаль Рахин, погонщик верблюдов, который обратился в больницу три недели назад с жалобами на сильную боль в нижней части спины. Поначалу мы подозревали, что он повредил хребет в пьяной драке, однако вскоре боль распространилась на правое яичко и правое бедро.

— А что моча? — спросил Ибн Сина.

— До третьего дня была прозрачной. Светло-желтого цвета. Утром третьего дня в моче появилась кровь, а днем вышли шесть мочевых камней — четыре подобных песчинкам, а два — камешки размером с небольшую горошину каждый. После того боли не возобновлялись, моча прозрачная, но пищи он не принимает.

— А чем ты пробовал его кормить? — нахмурился Ибн Сина.

— Обычными блюдами. — Учащийся выглядел растерянным. — Несколько сортов плова. Куриные яйца. Баранина, лук, лепешки… Он даже не прикасается к еде. Кишки его перестали работать, пульс бьется еле слышно, а сам он слабеет с каждым днем.

Ибн Сина кивнул и посмотрел на всех.

— Что же за болезнь его мучит?

Тут набрался храбрости другой лекарский помощник:

— Я полагаю, господин, что у него перепутались кишки, они не пропускают пищу дальше по телу. Он это чувствует и не позволяет себе брать в рот еду.

— Благодарю тебя, Фадиль ибн Парвиз, — вежливо ответил Ибн Сина, — однако при таком повреждении больной будет есть, хотя и извергнет съеденное. — Он подождал. Других мнений не последовало, и главный лекарь подошел к человеку, лежащему на циновке.

— Амаль, — обратился он к больному, — я Хусейн-Лекарь, сын Абдаллы, сына аль-Хасана, сына Ала, сына Сины. А эти люди — мои друзья, и они станут твоими друзьями. Откуда ты родом?

— Из деревни Шайни, господин, — прошептал больной.

— Ах, так ты из области Фарс! Там я провел счастливые дни. А финики в оазисе Шайни — крупные, сладкие, правда ведь?

На глазах Ала выступили слезы, он молча кивнул.

— Аскари, ступай принеси нашему другу фиников и миску теплого молока.

Через короткое время это было принесено, и лекари вместе с учащимися наблюдали, как больной стал жадно есть финики.

— Ты не спеши, Амаль. Помедленнее, друг мой, — предупредил его Ибн Сина. — Аскари, ты проследишь за тем, чтобы нашему другу давали подобную пищу.

— Слушаюсь, господин, — ответил молодой еврей, когда они уже двинулись дальше.

— Следует запомнить, что это касается всех больных, находящихся на нашем попечении. Они обращаются к нам, но не становятся нами. Очень часто они едят не то же самое, что едим мы. Если лев приходит в коровник, он не притронется к сену.

Жители пустыни питаются в основном творогом и различными блюдами из кислого молока. Живущие в Дар-уль-Маразе едят рис и высушенную пищу. Хорасанцы признают только похлебки, заправленные мукой. Индийцы предпочитают горох, бобы, растительное масло и острые приправы. Люди, живущие за Оксом[142], пьют вино и едят мясо, в особенности конину. А в Фарсе и Аравии питаются в первую очередь финиками. Бедуины привыкли к мясу, верблюжьему молоку и саранче. Те же, кто живет в Гургане[143], грузины, армяне и европейцы любят запивать еду хмельными напитками, а едят они мясо коров и свиней.

Ибн Сина сурово взглянул на обступивших его лекарей и учащихся:

— Мы вселяем в них страх, молодые господа. Нередко мы не в силах спасти их, а иной раз наше лечение их убивает. Так давайте хоть не будем морить их голодом.

И Князь лекарей удалился, сложив руки за спиной.

* * *

На следующее утро Роб пришел в медресе слушать свою перовую лекцию. Она проходила в маленьком амфитеатре с каменными скамьями. Роб волновался, пришел слишком рано и теперь сидел в одиночестве в четвертом ряду. Потом вошли сразу пять или шесть учащихся.

Поначалу они не обратили на Роба ни малейшего внимания. Из их разговора он узнал, что один лекарский помощник, Фадиль ибн Парвиз, отмечен преподавателями: он будет держать экзамен на звание лекаря, и остальные поддразнивали его не без зависти.

— Так тебе, Фадиль, до экзамена осталась одна неделя? — уточнил толстенький коротышка. — Ну, думаю, у тебя от страха моча станет зеленой!

— Закрой пасть, толстый Аббас Сефи, морда ты еврейская, христианин необрезанный! Уж тебе-то нечего бояться экзамена — ты пробудешь в учении даже дольше, чем Карим Гарун, — парировал Фадиль, и все засмеялись.

— Салам, а это кто тут у нас? — Фадиль заметил Роба. — Как тебя зовут, зимми?

— Иессей бен Беньямин.

— А! Знаменитый узник! Еврейский цирюльник-хирург, удостоившийся шахского калаата. Ну, скоро ты увидишь: чтобы стать лекарем, одного шахского указа мало.

Зал понемногу наполнялся. По каменным ступеням поднимался, высматривая свободное место, Мирдин Аскари. Фадиль окликнул его:

— Аскари! Тут появился еще один иудей, который мечтает сделаться лекарем. Скоро вас станет больше, чем нас.

Аскари холодно смотрел поверх голов, обращая на Фадиля внимания не больше, чем на жужжащее насекомое.

Вошел лектор, и всякие разговоры смолкли. Преподавателя философии, с выражением беспокойства на лице, звали Саид Сади.

Роб сразу же получил начальное представление о том, за что именно взялся, когда возмечтал изучить медицину: Саид оглядел зал и заметил незнакомое лицо.

— Вот ты, зимми — как твое имя?

— Иессей бен Беньямин.

— Скажи же нам, Иессей бен Беньямин, как Аристотель описал соотношение тела и духа.

Роб молча покачал головой.

— Это написано в его сочинении «О душе», — нетерпеливо подсказал лектор.

— Мне незнакомо это сочинение. Я никогда не читал Аристотеля.

Саид Сади бросил на Роба озабоченный взгляд.

— Ты должен сразу же взяться за него, — велел он.

Роб мало что понял из лекции Саида Сади. Когда она закончилась и зал опустел, Роб подошел к Мирдину Аскари.

— Я принес тебе привет и наилучшие пожелания от трех жителей Маската: реб Лонцано бен Эзры, реб Лейба бен Когена и твоего двоюродного брата, реб Арье Аскари.

— А! Успешной ли была их поездка?

— Полагаю, успешной.

— Это хорошо, — кивнул Мирдин. — А ты еврей из Европы, слышал о тебе. Что ж, Исфаган покажется тебе странным городом, но здесь большинство учащихся — приезжие. — Далее он сообщил, что среди учащихся четырнадцать мусульман из разных стран Восточного халифата[144], семь мусульман из Западного халифата[145]и еще пять евреев с Востока.