Майский сон о счастье - Эдуард Русаков

Что ж, полетели обратно. И вот, когда пролетали над тайгой, вдруг я заметил – внизу, на берегу реки, еле видный дымок курится. Что такое? Попросил летчика опуститься пониже. Опустились, сделали круг – и увидели на поляне, среди тайги, усадьбу: две избушки, сарайчик, банька, сад-огород, лохматый пес, корова, и мужик бородатый с рогатиной – голову кверху задрал, на нашу «вертушку» смотрит.

– Давай вниз! – кричу летчику.

Сели рядом с избушкой. Вышли, огляделись, стали народ созывать. А весь народ – этот самый мужик с рогатиной, его баба с детенышем на руках, да в избе на печи старуха, такая дряхлая, что даже с печки слезть не могла, когда я ее начал пытать-расспрашивать. Самое замечательное, что эта семейка давным-давно живет здесь, на отшибе, в отрыве от всей мировой цивилизации. На охоту ходят с рогатиной и ножом, землю пашут плугом, обходятся без Интернета и даже без радио. Дикари, короче. Туземцы.

Хотя, с другой стороны, в избе у них я обнаружил несколько так называемых книг. Вот это находка! Правда, книги какие-то странные – «Учебник тригонометрии», «Словарь иностранных слов» и совсем уж загадочный «Краткий курс истории ВКП(б)»… Надо будет потом поподробнее шефа расспросить, он человек ученый, пусть растолкует, о чем эти книжки.

А пока, чтобы время зря не терять, я стал пытать старуху – помнит ли она какие древние песни, сказки, легенды. Фольклор, короче.

Старуха оказалась хоть и дряхлая, но весьма бойкая и голосистая. Долго уговаривать ее не пришлось – согласилась сразу.

– Отчего не спеть? Сейчас спою, – и старуха откашлялась. – А что это у тебя за штуковина?

– Видеокамера, – говорю. – Да вы не обращайте внимания. Только спойте, пожалуйста, что-нибудь народное, старинное…

– У народа песен много, – важно сказала старуха. – Вот, например, еще моя бабка пела… – И затянула дрожащим жалостным голоском:

– Сижу за решеткой в темнице сырой… Ох!

скормленный в неволе орел молодой… Ох!

– Извините, бабушка, а что такое «темница»?

– Ты слушай, не перебивай. Потом объясню. – И запела дальше:

– Мой грустный товарищ, махая крылом… Ох! К

ровавую пищу клюет под окном…

Старуха вдруг всхлипнула.

– Классная песня, – говорю, – вы пойте, бабуся, пойте. Вот это фольклор так фольклор!

Потом она спела еще одну, тоже жалостную, про нелегкую женскую долю:

– Вянет, пропадает красота моя!

От лихого мужа нет в дому житья…

А потом еще и еще. И что ни песня, то перл, жемчужина!

Но особенно меня поразила песня неизвестного автора, посвященная философским, экзистенциальным проблемам:

– Выхожу один я на дорогу,

Сквозь туман кремнистый путь блестит.

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу… Ох!

И звезда с звездою говорит…

Ну и так далее. У меня от этой песни аж мороз по коже пошел. Хотя тоже слова незнакомые есть… Например, что такое «Бог»?

– Бабушка, что такое Бог? – спрашиваю.

А она вместо ответа пальцем в угол тычет. Смотрю – в том углу чей-то портрет висит: молодой такой человек, с усиками, темноглазый. Подхожу ближе, приглядываюсь. Под портретом подпись: «М. Ю. Лермонтов».

– Это кто? – спрашиваю.

– Бог и есть, – отвечает старуха и зачем-то вдруг тремя пальцами правой руки прикасается ко лбу, потом к животу, потом к правому плечу, потом к левому.

Сказка для взрослых

МАЙСКАЯ НОЧЬ

Откуда он взялся, этот пацан приблудный? Светловолосый такой, сероглазый. Худенький, бледный. А одежонка приличная – джинсы и курточка фирменная. Не из бедной семьи, видать. Как котенок, приткнулся к горячей трубе, рядом со мной – и заснул. Во сне всхлипывал, бормотал чего-то…

А с вечера, как объявился на чердаке, сразу ко мне нацелился. – Вы, – говорит, – не против, если я прикорну рядом с вами? – Чердак большой, – говорю, – спи где хочешь. Первый раз, что ли? – Ага, первый раз. – Из дома, небось, сбежал? – Ага. – Знакомая история, – говорю. – Отец-алкаш, бил тебя, небось. Мать тоже не просыхает – угадал? – Нет, – извините, – не угадали. Мой папа директор банка, а мама – артистка, на скрипке играет, в симфоническом оркестре. Вторая скрипка. – Чего ж не первая? – Вторая – тоже неплохо. И дома меня никто не бил. Наоборот. – Как это – наоборот? Ты чего-то темнишь, малый… – Меня Севой зовут. А вас? – А меня доцент, по фамилии Тупой. – А-а, вы шутите, – и смеется. – Я это по радио слышал, там Райкин и молодой еще Карцев… – Тебе сколько лет? – Мне? Десять. Но я уже в седьмом классе учусь… – В седьмом? Ишь, какой шустрый! Вундеркинд, что ли? – Да вроде того… – А сам вздыхает так грустно, так не по-детски: – Потому и сбежал – надоело все это… – Что тебе надоело? – Да всё. Все их планы насчет меня… они ж мою жизнь на сто лет вперед расписали! И все эти конкурсы, фестивали, призы и премии – всё надоело! Сделали из меня дрессированную обезьянку – а я не хочу. Я хочу быть простым и нормальным.

– Что ж, – говорю, – я тебя понимаю, пацан. Хуже нет, когда человека напрягают, когда не дают жить свободно… Ну, а теперь – давай спать. Вон, ложись в том углу, там тепло и не очень грязно. Только чур, на чердаке не гадить. Если чего захочешь, иди на двор. А по-маленькому – на крышу. Прямо с крыши и ссы.

– Да я не хочу.

– Ну а вдруг. Не терпеть же. Видишь вон слуховое окно?

Повозились, устроились. Слышу – сопит. Вот, думаю, псих малолетний. От такой хорошей жизни сбежал. Нет чтоб радоваться, нос задирать – в десять лет в седьмом классе!.. так он взял и сбежал. Я – понятно, мне пуля грозит, пока долг не верну, мне спокойная жизнь не светит… а он-то?! От мамочки с папочкой, от сладкой жизни – к бичам, на чердак…

Не заметил я, как заснул. А разбудил меня среди ночи какой-то шум. Возня, шебуршание, а потом сдавленный вскрик мальчишки: «Не надо!.. Пожалуйста!»

Встрепенулся я, вскочил, вытащил из кармана спички, чиркнул – и вижу: какой-то бичара к Севе пристраивается, зажал его в угол, левой рукой за шею обхватил, а правой штаны с пацана стягивает. Все понятно – пидор, решил нежным тельцем полакомиться. Такого гнусного беспредела я стерпеть не мог, подскочил к насильнику, оттащил его от Севы и без лишних слов пару раз отоварил по морде.

– Хоре, хоре! – кричит. – Больше не буду! Я пошутил!

– За такие шутки тебя надо за яйца подвесить, – говорю на полном серьезе. – И не стыдно – детей насиловать?

– А ты что, для себя мальчонку приберегаешь? – хрипит этот гад.

– Ах ты, гнида вонючая! – тут уж я озверел и выдал ему по полной программе.

Сева меня за руку схватил, кричит: