Блеск шелка - Энн Перри

– Возможно. Знаю, многие думают, что оно находится в городе, хотя, возможно, это не имеет никакого значения. Лично я считаю, что оно должно быть здесь, в укромном уголке, где только небо и земля. На этом месте нельзя воздвигать церковь, она уничтожит всю его святость. Оно должно наводить страх, совсем как это.

– Думаешь, мы все когда-нибудь окажемся в таком месте? Или вернемся сюда?

– Возможно, однажды это произойдет, – ответил Джулиано.

Анна постояла не двигаясь еще несколько минут. Потом повернулась к нему:

– Но я должен идти в Синай, а ты – в Акку. Мы встретимся – через тридцать пять дней или чуть позже. Я постараюсь успеть.

Ей трудно было говорить спокойным голосом, сдерживая эмоции. Анна хотела расстаться с Джулиано до того, как они выплеснутся наружу. Она посмотрела на его сумку с одеждой и иконой.

– Спасибо. – Анна улыбнулась и, повернувшись, стала взбираться по крутому склону, возвращаясь на дорогу.

Добравшись до вершины, она взглянула на Джулиано последний раз. Он стоял на том же месте и наблюдал за ней. Позади него виднелась вершина Голгофы. Анна глубоко вздохнула, сглотнула и продолжила путь.

Джулиано наблюдал за Анастасием, пока его худенькая одинокая фигурка не скрылась из виду. Потом прошел по грубой неровной земле, снова поднялся на дорогу и направился на юго-запад. Действительно ли то место, на котором они стояли, было Голгофой? Заброшенность и уныние, царившие там, впитались в его тело и заполнили разум. Господи, почему Ты оставил меня? Так плачет каждая человеческая душа, впавшая в отчаяние.

Принадлежало ли грустное выразительное лицо на картине, которую он нес, Марии? Впрочем, это было не важно. Этот портрет вызывал у него сильное душевное волнение. Разве так уж важно, в каком именно месте распяли Христа? Так ли уж важно, изображена ли на картине Мария?

Почему, глядя на Анастасия, облаченного в женскую одежду, он так разволновался? Тот не только выглядел в женском платье очень естественно, у него даже изменились походка и наклон головы. Он по-иному, по-женски, стал смотреть на проходящих мимо мужчин. У него изменился характер. Это был уже не тот человек, которого Джулиано так хорошо знал. Или, по крайней мере, думал, что знал. Время от времени венецианец забывал, что Анастасий евнух. Его пол не имел для Джулиано никакого значения. В Анастасии его привлекали смелость, доброта, ум, чувство юмора и полет фантазии, а остальное было не важно.

Сейчас же Джулиано вдруг задумался о половой принадлежности своего друга. Анастасий на самом деле был представителем третьего пола – ни мужчиной, ни женщиной. Мог легко, так же, как шелк на свету меняет свой цвет, перевоплотиться из мужчины в женщину, словно был бесполым от рождения. Но Джулиано больше беспокоили собственные чувства. Женщина, в которую превратился Анастасий, показалась ему красивой, несмотря на то что он знал: перед ним мужчина, хоть и не полноценный. И тем не менее короткое время Джулиано обращался с ним как с женщиной. Ранее венецианец не ощущал со стороны Анастасия никакой опасности и вдруг почувствовал к нему неодолимое сексуальное влечение.

Джулиано был рад, что ему не нужно идти ни в Яффу, ни на Синай.

Но в тот момент, когда беззащитная фигурка Анастасия исчезла из виду, венецианец, как ни странно, почувствовал себя одиноким. Вскоре он окажется среди людей, но никому из них не сможет рассказать о том, что его гнетет, о чувстве вины, появившемся совсем недавно, с тех пор как он стал другом Анастасия, в котором тот так нуждался.

Но наиболее сильную душевную боль Джулиано причиняло ощущение, что он сам не такой, каким должен был стать. Он давно понял, что, возможно, не в состоянии полюбить кого-то со всей полнотой страсти или по крайней мере безраздельно уважать до конца своих дней. Точно так же, как в свое время это не удалось его матери. А вот отец смог, но его любовь была безответной. Возможно, причина не в нем. Однако Джулиано верил, что дружба является одним из проявлений любви, таким же глубоким и всепоглощающим чувством. Но, быть может, он опять ошибался?

Хватит ли у Анастасия доброты и благородства простить своего друга? Этот евнух почувствовал всю глубину его одиночества, и Джулиано часто замечал сострадание в его глазах. На самом ли деле он ему сочувствовал? И правильно ли это?

Переодевшись еще раз в паломника, Анна напомнила себе о необходимости вновь вернуться к привычкам и манерам евнуха. Она подошла к караванщику, стоявшему возле Сионских ворот. Тот собирался вести караван через Негевскую пустыню к монастырю Святой Екатерины, расположенному на Синае. У Анны оставалось еще много денег, полученных от Зои, – больше, чем необходимо было заплатить за переход. Несколько минут караванщик пытался поднять цену, но времени было мало, да и Анна предложила ему очень щедрое вознаграждение.

Она не привыкла ездить верхом на осле, но выбора не было, и она приняла помощь одного из проводников. Это был темнокожий человек с мягкими чертами лица. Он разговаривал на языке, которого Анна почти не понимала, но его голос, его тон были настолько убедительными и четкими, что даже верблюды ему подчинялись.

Караван, покинувший Иерусалим, состоял, по подсчетам Анны, из пятнадцати верблюдов, двадцати ослов, сорока паломников, нескольких погонщиков и двух проводников. Очевидно, он уступал по размеру караванам, обычно проходившим по этому пути.

Сначала, пока они двигались на юг, путешествие было легким. Они проходили по уединенным, ничем не примечательным местам. Неожиданно человек возле нее, сидевший на осле, перекрестился и начал неистово молиться, словно хотел отпугнуть злой рок. Страх, звучавший в его голосе, встревожил Анну.

– Ты не заболел? – с беспокойством спросила она.

Мужчина еще раз осенил воздух крестным знамением.

– Акелдама, – сказал он хриплым голосом, – Молись, брат, молись!

Акелдама. Ну конечно. Земля крови, где Иуда лишил себя жизни. Странно, но Анна не испытывала страха, лишь невероятную, всепоглощающую печаль. На самом ли деле это дорога в одну сторону, по которой нельзя вернуться назад?

Когда они минули Акелдаму и зашагали по вечно меняющейся пустыне, все чувства Анны остались позади, кроме безраздельной грусти.

В первую ночь у нее онемели все мышцы. Анна озябла и не могла заснуть, несмотря на усталость. Ее угнетала убогая обстановка – три грязных протекающих сарая, где путешественники, сбившись в кучу, пытались отдохнуть и набраться сил для следующего перехода.

Люди вздохнули с облегчением, когда смогли немного утолить голод и жажду и продолжить путешествие. По крайней мере, они согрелись, несмотря на ветер, и чувствовали себя гораздо лучше, чем когда лежали неподвижно.

Черно-белый пейзаж сменился бледными оттенками. Солнце и холод обесцветили эту землю, почти лишенную жизни. Лишь изредка встречались тамарисковые деревья, густо усыпанные колючками. Тяжелый песок был перемешан с частицами кремня. Вдали плотной стеной стояли зазубренные горы. Завывавший ветер кусался, резко бросая в лицо колючий песок, и людям казалось, будто их жалит несметное количество насекомых. Однако проводники подбодрили их, сообщив, что в другое время года погода здесь еще хуже.