Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

– Постой-ка! – перебила его Робин, на миг перестала смотреть на мокрую от дождя дорогу и покосилась на Страйка. – «Чернявая и коренастая»? Не Тео ли, случайно?

– Руби так и подумала, сравнив свои воспоминания об этой девушке под дождем с портретом последней пациентки Марго, изображенным полицейским художником по описанию Глории. Смуглая, плотного телосложения, черные волосы, прилипшие к лицу под струями дождя… и еще… – Страйк зачитал по блокноту диковинное название: – «Серьги „кучи“».

– Что еще за кучи?

– По словам дочери Руби, это цыганский стиль, что, возможно, объясняет, почему Глория назвала Тео «цыганистой». Руби знала толк в одежде и украшениях. А тут как раз была характерная подробность – из тех, которые она подмечала. Водитель фургона затормозил довольно резко, на время задержав движение, и забрал ту девушку, похожую на Тео. Стоящие за Руби машины сигналили как оголтелые. Когда смуглянка влезла на переднее пассажирское сиденье, фургон направился в сторону Сент-Джонс-роуд, и Руби потеряла его из виду.

– И ничего не сказала Тэлботу?

– Если верить ее дочери, к тому времени, как Руби вспомнила второй эпизод, ее вымотала эта история и окончательно замучил своими окриками Тэлбот, пытавшийся ее убедить, что она ошиблась, когда не признала в двух борющихся женщинах Марго и переодетого в женское платье Крида… в общем, она уже вовсе жалела, что развязала язык. Когда же за дело взялся Лоусон, Руби стала с ужасом думать, как обрушатся на нее полиция и пресса, если она вдруг расскажет, что видела девушку, похожую на Тео. Обоснованно или нет, но Руби рассудила, что сотрудничество с полицией обернется против нее: как будто она, узнав, что ее первоначальный рассказ объявили пустышкой, вознамерилась сделать второй заход и прославиться любыми средствами.

– И ее дочь спокойно тебе все это рассказала?

– А что такого? Руби давно умерла; согласись, ей уже все равно. Ее дочь подчеркнула что все это теперь не имеет никакой ценности, а потому она вполне может говорить без утайки. Но по большому счету, – Страйк перевернул очередную страницу блокнота, – откуда мы можем знать, что там была именно Тео?… Хотя лично я верю. Тео, не приписанная к амбулатории, наверняка плохо знала этот район. Однако тот угол служил заметным ориентиром и был, скорее всего, выбран в качестве места встречи, куда ей следовало подойти после приема у врача. А водителю там удобно прижаться к тротуару.

– Все так, – медленно выговорила Робин, – но если та девушка и Тео – это одно лицо, то ее причастность к исчезновению Марго исключается, правда? Совершенно очевидно, что она вышла от врача одна, дождалась машины и уехала…

– И кто же мог сидеть за рулем?

– Не знаю. Кто угодно. Отец, мать, друг, брат, сестра.

– А почему Тео не откликнулась на многочисленные обращения полиции?

– Может, побоялась. Может, у нее были проблемы со здоровьем, которые она скрывала. И вообще многие предпочитают не связываться с полицией.

– Ага, ты недалека от истины, – признал Страйк. – Тем не менее я все-таки предлагаю держать в уме, что одна из последних, кто видел Марго живой, могла уехать из того района на транспортном средстве, достаточно большом, чтобы вместить еще и спрятанную внутри женщину… И кстати, о последних, кто видел Марго живой, – добавил Страйк. – Есть у нас что-нибудь от Глории Конти?

– Нет, – ответила Робин. – Если не получим ответа до конца следующей недели, я попробую связаться с ней через ее мужа.

Страйк опять перевернул страницу блокнота.

– После беседы с дочерью Руби и с этим субъектом Флери я перезвонил доктору Гупте. Если помнишь, в сводной заметке о знаках зодиака я упомянул Скорпиона, чья смерть, согласно Тэлботу, встревожила Марго.

– Помню, – ответила Робин. – Ты еще предположил, что Скорпионом могла быть покончившая с собой замужняя подруга Стива Даутвейта.

– Хорошая память, – отметил Страйк. – Так вот, Гупта не припоминает, чтобы хоть один пациент умер при невыясненных обстоятельствах или же такой смертью, которая могла встревожить Марго, хотя он подчеркнул: за давностью лет нельзя ручаться, что таких случаев не было. Потом я его спросил, к кому в многоквартирном доме на Скиннер-стрит могли вызвать Джозефа Бреннера в день исчезновения Марго. Гупта сказал, что на Скиннер-стрит у них было несколько пациентов, но ему на ум не приходит ни одна причина, по которой Бреннер решил бы солгать, что ходил туда по вызову. Наконец Гупта вспомнил – хотя толку от этого не много, – что к концу рождественской вечеринки в амбулатории за Глорией заехали двое или трое мужчин. Один из них был намного старше, отчего Гупта принял его за отца Глории. Имя Мутный Риччи для него пустой звук.

На середине Чизикского моста их ослепило солнце, внезапно прорезавшее тучи. Грязная Темза под мостом и мелкие лужи на асфальте засверкали лазерным светом, но через несколько секунд тучи опять сомкнулись, и «лендровер» продолжил путь сквозь январскую хмарь по прямой дороге с разделительной полосой, мимо лоснящихся от сырости кустов и голых деревьев.

– А что на той пленке? – спросила Робин, искоса взглянув на Страйка. – На пленке с чердака Грегори Тэлбота? Ты обещал рассказать при встрече.

– А-а, – протянул Страйк. – Ну да.

Он замялся, глядя на тускло светящуюся под косой пеленой дождя длинную прямую дорогу прямо за дворниками ветрового стекла.

– На ней запись группового изнасилования и последующего убийства какой-то женщины с мешком на голове.

Робин почувствовала легкое покалывание на шее и коже головы.

– И ведь многие от этого торчат, – с отвращением пробормотала она.

По ее тону Страйк понял, что до нее не дошло: она решила, будто он описывает сюжет порнофильма.

– Нет, – сказал он, – это не порно. Кто-то заснял… реальное событие.

От потрясения Робин стала озираться по сторонам, но быстро опомнилась и устремила взгляд на дорогу. У нее побелели костяшки пальцев. В голову лезли омерзительные сцены. Что же такое увидел Страйк, из-за чего теперь замкнулся и сидел с непроницаемым лицом? Неужели фигура женщины с мешком на голове напомнила ему Марго, у которой, по выражению Уны Кеннеди, «ноги росли от ушей»?

– Тебе дурно? – спросил Страйк.

– Все нормально! – почти рявкнула она. – Что… что ты увидел, как…

Она осеклась, но Страйк все же решил ответить на неоконченный вопрос.

– У женщины на грудной клетке был длинный шрам. Ни в газетных репортажах, ни в полицейских протоколах не сказано, что у Марго имелся шрам на ребрах. Сдается мне, это вообще была не она.

Робин промолчала, но ее по-прежнему не отпускало напряжение.

– Мужчин там было четверо, и все… так сказать… поучаствовали, – продолжил Страйк, – все европейского типа, с закрытыми лицами. Был еще пятый – наблюдатель. В кадре мелькнула его рука. Это вполне мог быть Мутный Риччи. На пальце различимо, хотя и нечетко, массивное золотое кольцо.