Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

Вайолет Купер приняла на веру его рассказ про клиентку химчистки, пожелавшую вызвать такси, «потому как не видела причин в этом сомневаться».

На самом же деле все это время Гейл Райтмен, с кляпом во рту, прикованная к батарее парового отопления, томилась в спальне Крида, что в том же подвале, пока не была задушена им в январе 1973 года. Из всех своих жертв никого больше Крид не держал у себя так долго, что лишний раз доказывает, насколько возросла его самоуверенность, если он считал свой подвал надежным укрытием, где можно насиловать и пытать, не опасаясь разоблачения.

Однако незадолго до Рождества хозяйка спустилась к нему под каким-то незначительным предлогом; потом, уже давая показания в суде, она заявила, что Крид определенно хотел ее поскорее выпроводить «как незваную гостью. В подвале висел тошнотворный запах; впрочем, у соседей нередко бывали проблемы с канализацией. Он сказал, что поболтать сегодня не получится, так как ему должны позвонить».

Купер продолжала: «Совершенно точно, это случилось под Рождество – я еще спросила, почему он никому не отправил поздравительных открыток. Ватагой друзей он похвастаться не мог, но не исключено, что кому-нибудь было бы приятно получить от него весточку; невольно подумалось: как же все это грустно. Из репродуктора как раз звучала песня „Long-Haired Lover from Liverpool“[12], но слишком уж громко, хотя это тоже не вызвало подозрений: Деннис любил музыку».

Своим неожиданным визитом в подвал Купер почти наверняка подписала Райтмен смертный приговор. Позднее Крид признался психиатру, что намеревался оставить себе Райтмен на неопределенный срок «вместо домашней зверюшки», чтобы впоследствии не заниматься рискованными похищениями, но передумал и решил «избавить ее от страданий».

Крид убил Райтмен в ночь на 9 января 1973 года; дата была выбрана не случайно – именно тогда Вай Купер на три дня уехала навестить захворавшую родственницу. Сначала, перетащив тело в ванну, Крид обезглавил Райтмен и отпилил ей руки, а ночью погрузил завернутое в брезент тело в фургон и вывез в Эппинг-Форест, где закопал в неглубокой яме. Вернувшись домой, он произвел с останками Райтмен тот же набор действий, что и с Верой Кенни, и с Норин Стэррок: сварил голову и руки, отделил мягкие ткани, а кости раздробил в труху и переложил в стоявшую у него под кроватью инкрустированную шкатулку черного дерева.

С возвращением на Ливерпуль-роуд Вайолет Купер отметила, что в подвале больше нет «зловония», а значит, соседи привели канализацию в порядок.

Хозяйка и жилец возобновили свои вечерние посиделки с выпивкой и песнями. Вероятно, Крид проверял на Вай действие различных препаратов. Позже она вспоминала, как после ночных пирушек с Деннисом проваливалась в глубокий сон и наутро чувствовала себя совершенно разбитой.

Место захоронения останков Райтмен оставалось непотревоженным без малого четыре месяца, пока гулявший с терьером горожанин не увидел в зубах у своего питомца выкопанную бедренную кость. Разложение трупа, отсутствие головы, рук и какой-либо одежды усложняли типирование тканей и препятствовали идентификации личности погибшей. Причислить убийство Райтмен к списку обвинений против Крида оказалось возможным только после его ареста, когда под половицами одной из комнат были найдены принадлежавшие жертве и опознанные родственниками предметы: нижнее белье, колготки и кольцо с опалом.

Младшая сестра Райтмен до последнего не теряла надежды, что Гейл еще жива. «Я не могла в это поверить, пока своими глазами не увидела ее кольцо. До этого момента я искренне считала, что произошла какая-то ошибка. Без конца твердила маме с папой, что она обязательно вернется. У меня в голове не укладывалось, что в мире существует такое зло и что моя сестра оказалась на его пути.

Это не человек. Во время судебного процесса он в открытую глумился над родственниками погибших. Каждое утро скалился, делал всем нам ручкой. Когда на слушаниях упоминались семьи жертв, он буравил взглядом находившихся в зале чьих-то родителей, братьев и прочих. Даже после вынесения приговора он продолжал подливать масла в огонь, по чуть-чуть вскрывал какие-то подробности, а мы, узнав, что именно говорила ему Гейл и как молила о пощаде, потом годами жили под этим гнетом. Будь моя воля, я бы разорвала такого голыми руками, но измываться, как он измывался над Гейл, – никогда. Ему незнакомы человеческие чувства, вы согласны? От этого…»