Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

– Ты сначала отоспись, – посоветовал Барклай.

Робин подошла к чайнику.

– На меня не рассчитывай, – предупредил Барклай, – мне через тридцать минут надо Энди сменить. Снова в Пимлико, пасти подруженцию Повторного, которая и бровью не ведет на всяких упырей.

Пат отсчитывала десятифунтовые купюры Барклаю, к которому относилась терпимо, но без теплоты. Благоволила она, не считая Робин, только к Моррису, которого Робин после Нового года видела всего три раза: дважды, когда они менялись в процессе слежки, плюс один раз в офисе, когда он сдавал свой недельный отчет. При этом Моррис фактически перестал смотреть ей в глаза, а в разговоре касался сугубо рабочих вопросов – всегда бы так, думала Робин.

– Кто там следующий на очереди, Пат? – спросила она, заваривая кофе.

– Силенок у нас не хватит для нового дела, – вмешался Барклай, убирая наличные в карман. – А Страйк-то чего-как?

– Вернется в воскресенье – если поезда опять не отменят, – ответила Робин и поставила перед Пат чашку кофе.

А на понедельник они со Страйком запланировали встречу с Синтией Фиппс во дворце Хэмптон-Корт.

– В конце месяца мне надо будет домой смотаться на выходные, – обратился Барклай к Пат, которая в отсутствие Страйка отвечала за распределение обязанностей. Когда она у себя в компьютере открыла график, Барклай добавил: – Нужно пользоваться, покамест паспорт не требуют.

– В каком смысле?

Плохо соображая от усталости, Робин с чашкой кофе присела на диван. Формально ее дежурство завершилось, но она до того обессилела, что никак не могла заставить себя пойти домой.

– В смысле независимости Шотландии, Робин, – назидательно изрек Барклай, глядя из-под густых бровей. – Вы, англичане, я смотрю, вообще не чешетесь, но союз наш дышит на ладан.

– Ты сейчас пошутил? – спросила Робин.

– На референдуме в сентябре каждая собака проголосует «за». А школьный кореш в последний мой приезд окрестил меня дядей Тэмом[11]. Ну, я ему мозги-то вправил, чтоб неповадно было, – проворчал Барклай.

После его ухода Пат спросила Робин:

– Как самочувствие тетушки?

Речь шла о родственнице Страйка: Робин знала, что Пат избегает без крайней необходимости упоминать имя своего босса.

– Очень слаба, – ответила Робин. – Даже курс химии нельзя продолжить.

Зажав в зубах электронную сигарету, Пат продолжила стучать по клавишам, а затем процедила:

– Рождество у себя на чердаке встречал, в гордом одиночестве.

– Знаю, – вздохнула Робин. – Кстати, он оценил вашу заботу. Вы же ему суп принесли. Он был очень благодарен.

Пат фыркнула. Робин потягивала кофе, надеясь хоть немного зарядиться энергией, чтобы оторвать себя от дивана и дойти до метро. Она снова услышала голос Пат:

– Мне всегда казалось, что кому-кому, а уж ему-то есть куда податься, кроме этого скворечника.

– Он с тяжелым гриппом лежал, – напомнила Робин. – Опасался других заразить.

Она вымыла кружку, надела пальто и, попрощавшись с Пат, пошла вниз по лестнице, но не сразу отметила, что все еще прокручивает в голове этот короткий разговор. Робин уже не раз отмечала необъяснимую, на ее взгляд, враждебность Пат по отношению к Страйку. Если судить по ее тону, Пат воображала, что он застрахован от одиночества и слабостей; Робин никак не могла взять в толк, откуда это пошло, ведь Страйк никогда не делал секрета ни из того, где живет, ни из того, что спит там в одиночку.

Перед входом в вестибюль станции «Тотнэм-Корт-роуд» у Робин зазвонил мобильный. На экране высветился незнакомый номер – в последний раз такое было перед разговором с Томом Тэрви, поэтому она слегка встревожилась и решила задержаться, чтобы ответить неведомо кому.

– Это Робин Эллакотт? – В голосе распознавался манчестерский выговор.

– Да, – отозвалась Робин.

– Здрасьте. – Ее собеседница немного волновалась. – Вы хотели поговорить с Дейвом Андервудом. Я – дочь его.

– Ой да, – сказала Робин. – Спасибо, что перезвонили.

Когда пропала Марго Бамборо, Дейв Андервуд работал в магазине экопродуктов водителем фургона. Робин нашла его адрес в интернете и написала письмо, но не ожидала, что уже через три дня с ней выйдут на связь. Как правило, ее сообщения с упоминанием Марго Бамборо оставались без ответа.

– Ваше письмо как обухом по голове нас ударило, – продолжала женщина. – Дело в том, что папа с вами напрямую переговорить не сможет. Ему три недели назад трахеотомию сделали.

– Ох, какая беда. – Робин зажала пальцем свободное от телефона ухо, чтобы отгородиться от уличного шума.

– И не говорите, – сказала женщина. – Но сейчас он здесь, рядом со мной, и просит вам передать… слушайте… а ему ничего за это не будет?

– Конечно нет, – заверила Робин. – В письме я указала, что мы лишь хотим исключить это транспортное средство из нашего расследования.

– Тогда ладно, – сказала дочь Дейва. – В общем, да, это был он. Уму непостижимо, как это вы додумались, ведь все свидетели божились, что видели на кузове цветок, правильно я понимаю? В ту пору отец был этому только рад – вышел сухим из воды, но все последующие годы сильно терзался. В тот день он просто перепутал адрес доставки, вот и гнал через Кларкенуэлл-Грин с превышением скорости, лишь бы только не опоздать. Хозяину ничего не сказал – в то утро отцу и так досталось по первое число за вечные нарушения графика доставки. Тем более что в газетах стали писать: мол, за рулем того фургона сидел не кто иной, как Деннис Крид, и отцу просто… ну сами понимаете. Кому охота себя подставлять? И чем дольше отец помалкивал, тем больше себя убеждал, что время против него работает – надо было сразу явиться…

– Понимаю, – сказала Робин. – Да, могу представить, каково ему пришлось. Но в любом случае эта информация нам очень пригодится. Значит, после того, как он доставил заказ…

– Да-да, он вернулся в магазин, но там ему опять устроили разнос: открыли фургон – и увидели, что он перепутал заказы. Пришлось ему снова разъезжать по адресам.

Стало быть, Марго Бамборо в грузовом фургоне не было.

– Я очень благодарна за ваш звонок, – сказала Робин, – и передайте, пожалуйста, вашему отцу искреннюю признательность нашего агентства за честный рассказ. Для нас это будет серьезным подспорьем.

– Не стоит благодарности, – ответила женщина и быстро, прежде чем Робин успела повесить трубку, добавила: – Простите, а не вы ли будете та самая девушка, которую порезал Шеклуэллский Потрошитель?

Первой мыслью Робин было как-нибудь откреститься, но она вовремя вспомнила, что под письмом Дейву Андервуду стоит ее настоящее имя.