Повести л-ских писателей - Константин Рудольфович Зарубин

он очень интенсивно мастурбировал, а на полу за ним стоял компьютер и показывал групповой секс, тоже вряд ли тихий. При этом я слышала шум машин на Хямеэнтие. Мы все продолжали его слышать. Получается, что сфера была чисто оптическая, без звука.

Под полом первого этажа была кромешная тьма. Там, видимо, начинался подвал. Свет изнутри шара совершенно туда не просачивался. Казалось, что под полом чёрная бездна, уходящая глубоко под землю. Я только в тот момент поняла, что мы действительно в шаре, а не просто под куполом, как учёный-гляциолог на острове Беннета из наводки Диляры Касымовой.

(Хотя, может, и гляциолог был в “снежном шаре” на самом деле, но просто ему этого не показали? Или в этом случае вообще нет никакого “на самом деле”, а есть только то, что “показали”?)

Йокинен крикнула: “Не бойся! Ты ничего не почувствуешь!” Но я, наверное, так бы и не решилась пересечь границу, если бы срез дома не кончился. Сфера сделала больше половины оборота, и передо мной начала приоткрываться часть улицы. (Та часть, которая выходит на Хямеэнтие. В реальности она была у меня за спиной.) Чисто психологически в такой мираж шагнуть было легче, чем в разрезанный дом. Я зажмурилась и шагнула.

Подтверждаю слова Лотты Йокинен: граница сферы никак не ощущается, а снаружи не видно ничего необычного. Когда я вышла из сферы и обернулась, улица выглядела совершенно нормально. Алина и Лотта стояли на своём месте и хлопали глазами в мою сторону. По другой стороне улицы спокойно шёл мужчина с ребёнком в коляске. Он смотрел в телефон и не обращал на нас внимания. Сферу он тоже не заметил, хотя точно прошёл по “внутреннему” куску тротуара.

Короче говоря, я быстро зашла обратно. На видео, снятом Алиной, всё выглядело так: я исчезаю в поверхности сферы, а через 11 секунд из неё появляюсь. Никаких помех в “изображении”, когда я пересекаю границу, не видно.

“Красивое” и “страшное” началось с того, что предметы внутри сферы резко стали прозрачными. Только полоска тротуара у нас под ногами (около трёх метров длиной) и немножко малиновой стены прямо за нами (чуть выше метра) остались такими, как были. Остальное содержимое шара не исчезло совсем, но стало еле различимым. Казалось, что всё в шаре сделано теперь из разных видов стекла: от совершенно прозрачного до чуточку хрустального, преломляющего свет.

Мы, естественно, ахнули. У Закировой закружилась голова. Из-за того, что нижняя половина сферы стала видимой, нам казалось, что мы парим на своём обрубке тротуара над центром аккуратного котлована. Так продолжалось 13 секунд. Мы успели разглядеть много “стеклянных” вещей и даже “стеклянного” человека внутри дома.

Две последние стадии “снежного шара” описывать труднее всего. Йокинен называет их “планетарий” (ср. наводку Диляры Касымовой) и “калейдоскоп”. На видео эта часть была смазанной и хаотичной. Её просмотр больше мешал нам приводить в порядок свои впечатления, чем помогал. Мы даже не стали досматривать.

Началось с “планетария”. Вместо котлована, улицы, зданий и голубого неба с облаками мы вдруг увидели какой-то глубокий космос. Огромные звёздные скопления висели над нами, расстилались под нами, окружали нас со всех сторон, преломляясь в “хрустальной” начинке дома. Звёзды были невероятно густые. На Земле таких не увидишь даже в самую ясную ночь где-нибудь в горах на Алтае.

От “планетария” головы закружились у нас обеих. Нам реально казалось, что мы стоим на крошечной платформе посреди Вселенной. Мы жались друг к другу и к единственному непрозрачному кусочку фасада. Старались быть как можно дальше от края тротуара. Напрасно Йокинен заверяла нас, что бояться нечего. Она даже сошла на “стеклянную” проезжую часть и стояла там как минимум до конца “планетария”, будто подвешенная над галактиками. Но нам всё равно было страшновато. Закирова даже не выдержала и присела на асфальт.

Кроме страха, у нас было сильное, ни с чем не сравнимое ощущение, что…

Алина Закирова:…что я смотрю не только в пространство, но каким-то образом и далеко вглубь времени, причём как бы в обе стороны времени: и в прошлое, и в будущее.

Дарья Кожемякина: У меня другая интерпретация. Мне кажется, главное было не во времени. Когда смотришь в обычное звёздное небо, тоже видишь далёкое прошлое. Но ничего похожего не чувствуешь. Мы сейчас долго это обсуждали. Я искала подходящие слова. И, кажется, нашла.

У меня в “планетарии” было чувство, будто во всей Вселенной страшно не хватает чего-то важного. Оно как бы есть, это Важное Что-то, но его совсем мало. Я не понимала, чего конкретно мало, но его не хватало почти как воздуха. Мне кажется, от этой нехватки у меня и кружилась голова в первую очередь. Чем дольше я разглядывала “планетарий”, тем ясней было “видно”, что Важного Чего-то не хватает и в настоящем, и в прошлом, и особенно в будущем. Было “видно”, что сама Вселенная будет существовать очень долго, триллионы лет в какой-то запредельной степени, но Важное Что-то закончится через несколько миллиардов лет. Эти несколько миллиардов казались мне такими коротенькими, что хотелось ругаться от отчаяния.

Примерно за две минуты до конца сеанса “планетарий” постепенно перешёл в “калейдоскоп”. Переход занял секунд десять-пятнадцать.

Мы понимаем, почему Йокинен называет эту часть “калейдоскопом”, хотя мы пытались придумать и другие названия. Закирова, например, предлагала “королевство живых зеркал” и “фейерверк навыворот”. Кожемякиной пришли в голову “танцы глазами насекомых”. Ещё нам обеим вспомнились любимые термины Старицкого-Вернадского: “биосфера” и “ноосфера”. Правда, не в том смысле, в котором он их использует, а скорее как сочетания “био-” и “ноо-” с буквальной геометрической сферой.

Каждое из этих наименований выхватывает, хоть и очень приблизительно, небольшую деталь того, что мы пережили. Ни одно из них, к сожалению, не даёт адекватного представления о целом. Больше всего нас фрустрирует, что все эти метафоры, взятые вместе, как будто перечёркивают друг друга и превращаются в тыкву. Такое впечатление, что “калейдоскоп” вообще не поддаётся целостному описанию. Нам тупо не с чем его сравнивать. Мы уже битый час говорим только об этой стадии “снежного шара” и без конца возвращаемся к одному и тому же набору каких-то общих свойств. “Было типа сложно”. “Было типа мультимодально”. “Типа имело какое-то отношение к живым существам в космосе”. Ещё можно сказать, что во время “калейдоскопа” нам не было страшно. Нам было просто не до страха.

Оборвался “калейдоскоп” внезапно, не достигнув никакой понятной нам развязки. Сфера исчезла вместе с ним. Улица, небо, дома, припаркованные машины – всё мгновенно приобрело свой