Повести л-ских писателей - Константин Рудольфович Зарубин

через стекло между жителями разных миров. До той ночи они вежливо смотрели друг на друга сквозь прозрачную перегородку и думали, что дышат разной атмосферой. Но теперь перегородка треснула. Рассыпалась. Выяснилось, что атмосфера одна и та же. Один и тот же мир.

На следующее утро, восемнадцатого, Даша действительно позвонила в Supo. Прямо так: пошла на их сайт, открыла yhteystiedot и забила в телефон puhelinvaihde, который там был указан.

– Mun täytyy saada puhua niiden kanssa, jotka tutkii sen venäläisen kuolemaa Linnankoskenkadulla, – сказала Даша серьёзным голосом. – Tai ei mun, vaan sen venäläisen tyttären. Se istuu tässä mun vieressä.

В смысле: «Мне надо поговорить с людьми, которые расследуют смерть русского на Линнанкоскенкату. Точнее, не мне, а дочери мёртвого русского. Она сидит рядом со мной».

Невидимый мужчина из Supo постучал по невидимым клавишам и спросил, можно ли перезвонить Даше по номеру, с которого она звонит. Даша сказала, что будет ждать.

Supo перезвонило минут через двадцать. Они с Алиной уже ехали в «Лаконию», чтобы поволонтёрить там до обеда. Даша затормозила, не предупредив Алину, и та врезалась ей в заднее колесо. К счастью, не сильно врезалась, никто не пострадал.

На этот раз Supo разговаривало женским голосом. Оно спросило, можно ли пообщаться непосредственно с дочерью мёртвого русского. Даша передала телефон Алине. C Алиной Supo заговорило по-русски, тем самым укрепляя Алинино превратное впечатление, будто половина Финляндии владеет этим языком.

– Её зовут Лотта, – сказала потом Алина, возвращая Даше телефон. – Лотта Ёлкинен или как-то так.

– Jokinen? – предположила Даша.

– Наверно. Она хочет с нами встретиться.

– Где?

– Она сказала, что подъедет к фан-клубу. В конце рабочего дня. Она бывала там раньше. Она позвонит, когда подъедет.

В начале шестого Лотта из Supo действительно приехала на Хямеэнтие и вернула добросовестную тетрадь. Но это, конечно, была не первая тетрадь, которую в тот день довезли до Хямеэнтие. Первую, в жёлтом конверте с красными буквами DHL, доставил в начале четвёртого курьер, тяжело дышавший под голубой маской с пятном засохшего кетчупа на краешке.

КД не было дома, она как раз вышла на свой ежедневный моцион. За доставку ценной посылки расписалась Даша. Она накарябала стилом фамилию Domontovitš на экране курьерского планшета и, естественно, покраснела. Даша никогда ничего сама не заказывала с доставкой на дом. Ей и до пандемии было неловко перед курьерами. А теперь она просто не знала, куда девать глаза от запыхавшегося смуглого парня в велосипедном шлеме. Было стыдно думать, сколько людей рискуют жизнью за гроши, развозя по домам пиццу и фигню, и в том числе книжные посылки для везучих людей – те самые посылки, которые она, везучая девочка Даша, собирала в «Лаконии», воображая, что делает что-то хорошее. Fuck fuck fuck, ну как ей вообще могло прийти в голову волонтёрить в книжном магазине? Она же могла делать столько всего другого. Например, ходить за покупками не только для Катри – единственной пенсионерки в её подъезде на Юлденинтие, а для всех пенсионеров во всех подъездах. И во всех соседних домах. И ещё сидеть с детьми медработников, зашивающихся в больницах. Или даже лучше: поехать на лето в Кингисепп к бабушке Ире и делать всё это там, в Кингисеппе, где нет Финляндии. У неё же есть этот fucking паспорт с кириллицей и орлом-мутантом. Её бы пустили и туда, и обратно! И, может, в порядке бонуса ничего бы вот этого в её жизни тогда бы и не было: ни распечаток, ни пришельцев, ни мёртвых русских, ни воскресших русских, ни листков про чудесную девочку Дашу, ни уверенности в гибели человечества.

Или всё равно бы всё было? Рано или поздно?

– Kiitos, – сказал курьер, убирая планшет и стило, и побежал вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

– Kiitos! – крикнула Даша ему вслед.

Тетрадь в жёлтом конверте была из Монреаля. Имя отправительницы: Dilyara Kasymova. Даша вспомнила, что много дней назад Касымова писала о чём-то таком в затираемый чат. Кажется, обещала, что пришлёт на бумаге свои мемуары. И, кажется, не только мемуары, а «ещё кое-что». Новую какую-то информацию. Но с тех пор Касымова не подавала признаков жизни, и Даша редко о ней вспоминала. Максимум, когда думала про енотов. Ну и когда раскладывала готовые записки фан-клуба по папкам. Папки свидетелей были аккуратно подписаны жирным маркером. (Алина постаралась.) На одной чернело: «ЭКЗЕМПЛЯР ДИЛЯРЫ КАСЫМОВОЙ».

«Диляра, ваша тетрадь дошла, – написала Даша в чат, из которого давно исчезли последние сообщения. – Спасибо! И доброе утро»

У Диляры в Монреале было на семь часов раньше. Но рабочий день, наверное, уже начался.

«Прочитали?» – отозвалась Диляра пару минут спустя.

«Читаем!» – написала Даша.

Читала Алина. Вслух. Она лучше разбирала русские почерки. Даша слушала её в одиночестве. Лизаксанна с Вернадским в тот день не явились, Тайна осталась до вечера в «Лаконии», КД продолжала совершать где-то свой загадочный моцион.

Вернулась КД в районе пяти. Даша к тому времени уже перевернула вверх дном интернет, разыскивая информацию о советских учёных на острове Беннета в Восточно-Сибирском море. Алина тоже не скучала. Она уже вспомнила, что прошлой осенью на питерских муниципальных выборах 2019 года сидела в УИКе в Выборгском районе с Оксаной Левантьевой из Института кино и телевидения. Они обе были членами комиссии с правом совещательного голоса. Обе честно пытались остановить мухлёж на своём участке – две мушкетёрки против брехливой армии типовых училок и чиновниц. Обе ревели и матерились от злости и усталости, когда брехливая армия победила – в смысле, перерисовала-таки итоговый протокол. Обе притащились потом на пресс-конференцию «Наблюдателей Петербурга» и сидели рядышком, слушая с мазохистским упоением, какой беспредельный пиздец творился не только у них на участке, но и во всём городе. После пресс-конференции они напились. В два лица, всмятку, словно ровесницы, хотя Оксана была лет на двадцать старше. Алина до того ни разу так не напивалась. Но это к слову. Важней было то, что Оксана Левантьева лично знала Рашида из наводки Диляры Касымовой – того самого Рашида, который сидел когда-то летом в алма-атинском кафе «Аккушка» за одним столиком с Женей Алешковской из Караганды.

– На свете, – объяснила Даше Алина примерно за минуту до возвращения КД, – есть только один Рашид, которого попросили доснять кино про наркоманов в Алма-Ате. Ты смотрела фильм «Игла»? С Цоем?

– С кем? – не поняла Даша.

– В смысле – «с кем»? – не поняла Алина. – С Цоем! Виктор Цой?.. Группа «Кино»?..

– А-а-а, – сказала Даша. – Я знаю группу «Кино». Мама их слушает иногда.