Дикие цветы - Хэрриет Эванс

– Рецидив?

– Да. Видите ли, с Диной это давно. Долгое время – иногда даже годами-с ней все в порядке, а потом вдруг что-то щелкает, и она уже не в себе. Дина не выносит прикованности к одному и тому же месту. Ей нужна свобода – думаю, так она все это видит. Я слышала о ней еще до того, как встретила ее в Британском музее. В Вавилоне и Уре ее называли не иначе как Заклинательницей, просто потому что ей всегда доставались лучшие артефакты. У нее была сноровка, и, я думаю, остальных это просто бесило – работаешь до седьмого пота, а потом Дина вдруг вытаскивает настольную игру, которая пролежала в земле тысячелетия и в которую, возможно, играл какой-нибудь древний правитель, или золотую посмертную маску царицы, или резную шумерскую панель с изображением батальной сцены… При этом все ее любили, не любить было нельзя. Они похлопывали ее по плечу, сажали на почетное место, поздравляли, когда она возвращалась с добычей, а потом однажды она просто… исчезала.

– И куда же она направлялась?

Дафна пожала плечами.

– В другое место. Не знаю. Понятия не имею. Я не встречала ее, пока она не вернулась в Лондон. Она пробыла там какое-то время, снова исчезла, а затем появилась в Ниневии. Она ненавидит сидеть в четырех стенах. – Дафна посмотрела на Энта. – Самой счастливой я видела ее в пустыне по дороге в Мосул верхом на верблюде – голова обмотана платком, а впереди никого на мили и мили. – Дафна закурила еще одну сигарету. – Так что Дина просто удрала или попала в неприятности, пытаясь удрать, – помяните мое слово.

– Что ж, – сказала миссис Гоудж, – что касается меня, я видела Дину самой счастливой здесь, рядом с Энтони. Надо сказать, она была ему замечательной опекуншей.

– О, но ведь вам не с чем сравнивать, любезная миссис Гоудж, – елейным голосом возразила Дафна.

– И тем не менее, – твердо сказала Джейн Гоудж.

Не обращая внимания на ее слова, Дафна продолжала:

– Когда я приехала несколько дней назад, она уже была в одной из ее… «фаз». Я раньше думала о них. – Она остановилась. – Полагаю, каждая фаза завершается неким срывом. А здесь к тому же застрелился ее отец, можете себе представить… Дина рассказывала, что ее матери после похорон отца пришлось даже продать фамильную брошь, чтобы оплатить возвращение в Лондон. Они голодали два дня, пока какой-то мужчина решался на покупку. Ей тогда было всего десять.

Стоял ранний вечер. Над неподвижным розово-серым морем взошла полная луна, огромная и белая, как молоко, а над ней зажглась единственная звездочка, неподвижная и немерцающая. Энт смотрел в небо и гадал, где может лежать телескоп тети Дины – очередная ее вещица, очередная оборванная нить, оставшаяся после ухода, – одна из множества. Церковный базар имел огромный успех – возможно, потому, что большую часть товаров для него пожертвовала Дина. Игрушечная обезьянка. Кукла по имени Евника. Старый мраморный набор для игры в кости… Люди, у которых не было ничего, выстраивались в очередь, чтобы попасть в садик викария и приобщиться к диковинному паноптикуму Дины Уайлд. «Как же я по тебе скучаю», – тихо прошептал Энт в ночное небо.

В голосе викария послышалось замешательство.

– Спасибо, мисс Хэмилтон, – сказал преподобный Гоудж. – Что ж, полагаю, первый вопрос нашей сегодняшней повестки – что делать с Энтони, оставшимся без законного опекуна.

Миссис Гоудж, обычно молчавшая и во всем соглашавшаяся с мужем, снова заговорила.

– Лучшее место для Тони – это школа, – твердо сказала она. – Я получила оттуда ответ на письмо. Мисс Уайлд уже оплатила обучение до конца года, а семестр начинается в четверг. Не подходящий ли это день, Эмброуз? Энтони совершенно определенно не стоит оставаться в Боски.

– Но почему же не стоит? – возразила Дафна. – Бедняжка ненавидит школу.

– Вы очень добры, мисс Хэмилтон, – сказала миссис Гоудж. – Но мисс Уйалд была непреклонна в этом вопросе. Она хотела, чтобы Энтони получил приличное образование. И кроме того, ему не помешает немного порядка. После того, что с ним случилось.

– Да, но возможно, она знала… – произнес преподобный Гоудж задумчиво. – Знала, что…О Господи…

Услышав эти слова, Энт еле сдержал желание накричать на них всех. «Конечно, знала! – хотелось вопить ему. — Она знала – знала, что сбежит, вот и затеяла всю эту возню со школой! Она планировала это с того самого момента, как пришла ко мне в больницу! Но почему она учила меня? Почему помогала? Почему заставила полюбить себя?!»

– Что теперь станется с домом? – спросила миссис Гоудж. – Нельзя же оставить его без присмотра. Никто не знает, когда Дина вернется.

– Я не против остаться, – ответила Дафна, и он почти поверил нежеланию, звучавшему в ее голосе. – Мне нужно работать над книгой, но с тех пор, как ее старая квартира была разрушена при бомбежке – я снимала ее у нее, – мне негде жить. – Она грустно пожала плечами. – Да и вообще, кто знает, что было на уме у Дины?

– Она оставила Боски Энтони, – сказала миссис Гоудж едко. – Так что вам стоит спросить у него.

Дафна постучала сигаретой по столу.

– Простите. Оставила что?

– Дом. Она записала его на мальчика. Этим летом, чуть раньше. Она сказала об этом после службы за неделю до того, как уехала. Забавно, но она очень настойчиво искала меня, чтобы все обсудить. Выглядело так, словно она все продумала. – Она взглянула на Дафну прищуренными глазами. – Разве вы не знаете?

Повисла крохотная пауза.

– Нет, я не знала. Но это же замечательно! Я ужасно рада. Ну что ж, я спрошу Энта – или, если дом теперь его, может, у него самого есть какие-то мысли. Бедная Дина, трудно понять, чего она от нас хочет…

– Все вы знаете, – сказал Энт, повышая голос. – Вы знаете, почему она ушла. Не лгите, скажите правду хотя бы сейчас…

Дафна прижала руку к груди и взглянула на него широко распахнутыми голубыми глазами:

– Энт, это, конечно, ужасно, но…

Энт больше не мог этого выносить. Он поднялся, кивнул викарию и бросился бежать. Он мчался через увядающие заросли крестовника и мышиного горошка по дороге, ведущей к Биллз-Пойнт, и кровь стучала у него в висках. По пути он увидел свежепостроенные доты и пару солдат, прогуливающихся по пляжу. Солдаты его не удивили – он уже встречал их в Борнсмуте, когда они с Джулией ездили туда на целый день.

Джулия ждала его – она всегда ждала его именно там.

– Привет, – сказала она, укладывая его на коврик, который предусмотрительно разложила на песке, и он лежал, глядя на нее. Она села ему на ногу и начала снимать с него рубашку. Он поднял колено, и ее подбросило вверх и вниз, словно жокея на скачках, и она сползла в сторону и засмеялась, а он поймал ее. – Я видела тут пару летучих мышей. Красивые.

– Тс-с-с, – сказал он и начал расстегивать ее блузку.

– Как дела? – спросила она, пока он возился с ее бельем и подвязками.