Разящий клинок - Майлз Кэмерон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не поверил глазам. Вернее, удивился такому зрелищу. Его однокашники – особенно Болдески – предрекали нападение этрусков, но эта картина была реальнее и в чем-то более бесстыдной, чем он ожидал.
Этрусская эскадра с прогулочной скоростью на веслах подошла по ветру к старому морскому арсеналу. Час был поздний, но атака развивалась неспешно.
С семисот ярдов было трудно понять, что же пошло не так, но передовая галера вдруг сбилась с курса, а следующий корабль столкнулся с ней – не так уж сильно, но наблюдатель скривился.
Третий корабль устремился прямо в зазор между двумя молами, которые охраняли проход к древней верфи.
Даже издали стал виден массивный залп стрел, что взвились багровыми закатными иглами. Третья в строю галера словно налетела на барьер.
Другие корабли развернулись – скопом, включая две первые галеры и круглый корабль, которому пришлось влететь в узкий пролив по течению и почти плавно повернуть к порту. Но третья галера была поражена новым залпом стрел – похоже, что да, поражена. При виде этого зрелища мужчина, недавно разделивший с Мортирмиром сидр, громко застонал.
Пострадавший корабль повел себя как затравленный кит. Бортом покатился он на своих мучителей, которые засели на стене. Весла взбили воду, как плавники раненого морского чудища, не в силах развить достаточную скорость, чтобы выйти из-под безжалостного града стрел, которые сыпались с пирса.
Течение поднесло его ближе к берегу.
Что-то схватило его, как Божья десница, и неумолимо поволокло к верфи. Мортирмир поймал себя на том, что стоит со сжатыми кулаками, как зритель, который следит за финалом забега. Он даже не знал, за кого болеть, хотя теперь, получив возможность перевести дух, решил, что он на стороне города и нового герцога.
В этрусскую галеру впились крюки. Они-то и затягивали ее на верфь. Но в эфире огнем и молниями играла энергия, и даже на таком расстоянии Мортирмир понял, в какой момент был побежден и убит галерный герметист.
Открылись водовыпускные отверстия, и стали видны темные ручейки. Люди умирали на весельных скамьях, по бортам корабля стекала их кровь.
Однако до древнего акрополя не донеслось ни звука, и Мортирмир услышал взамен девичье пение на архаике.
Его сосед злобно сплюнул.
– Болваны! – бросил он, подхватил суму странника и пошел прочь.
Древний гравий захрустел под его башмаками. Спускаясь с акрополя, он все качал головой.
В тот миг, когда мужчина средних лет, облаченный в зеленое, исчез за городскими воротами, до Мортирмира дошло, что его присутствие могло бы показаться и подозрительным.
ТИРИН, ГРАФСТВО АРЕЛАТ, ЮГО-ВОСТОЧНАЯ ГАЛЛЕ – КЛАРИССА ДЕ САРТР
В молодости мало что дается так трудно, как возвращение в родное гнездо.
Кларисса де Сартр была потомком ныне ушедших королей Арелата. Ее отец – одним из величайших горных владык с опорой на четыреста рыцарей и девять огромных замков.
Поэтому ей не доставило особого удовольствия войти в ворота зимнего владения их семейства в Тирине. В Дурии, обширной горной долине, было сравнительно тепло. Ворота, окованные железом, в шесть раз превышали человеческий рост; дорога вступала в замок через массивный двойной барбакан, который соседи графа считали неприступным.
Кларисса прошла почти сто лиг из поздней осени в начало зимы. Дважды ютилась она под скальными карнизами, не имея огня, а однажды провела ночь в лагере среди мужчин, которым напрочь не доверяла, но они не удостоили ее ни плотоядными взглядами, ни откровенным насилием. Она пропиталась грязью; с момента бегства из монастыря она лишилась шерстяного мышино-бурого кертла и белья. Дышала в украденную шерстяную шаль, под которой копился смрад.
Она немало гордилась тем, что живой и невредимой добралась до дома. Еду она воровала и отмечала где.
Никто из стражей ее не знал. Пьерро, один из отцовских головорезов, рассеянно хлопнул ее по заду, когда сунулся в ее котомку за мздой.
Он посмотрел на нее водянистыми голубыми глазами, в которых не было зломыслия.
– У девки есть пара возможностей, – изрек он с улыбкой и дохнул чесноком.
Кларисса решила, что хватит с нее унижений. Она подняла руку. Позади стояли купцы, свидетелей было достаточно.
– Навряд ли граф это одобрит, – заметила она материнским тоном. Пьерро застыл.
– О, ну если не хочешь по-хорошему… – Он подался вперед, и пустой взгляд внезапно сосредоточился. – Святой Маврикий! Клянусь мохнаткой Девы! Джакопо! – крикнул он и ударил в тревожный колокол.
Кларисса сидела в окружении материнских фрейлин. Отец был в охотничьем платье – зеленом оленьей кожи пурпуэне и сапогах до бедер с пряжками по бокам, а мать – в таком же охотничьем, но уже женском наряде: красивой мужской котте, которую она считала женственной, зеленой фетровой шляпе и длинной юбке. К поясу у нее был пристегнут меч, у графа – длинный кинжал; в руках он держал хлыст.
– Мне же сказали, что ты мертва! – Граф не был занудой, но повторил это уже в шестой раз.
Анна, его жена, внимательно за ним наблюдала.
– Мы не объявим войну королю Галле, какой бы он ни был глупец.
Она была этруской – кузиной королевы Галле и сохранила наследственные черты: длинный прямой нос и властный взгляд.
– Мне сказали, что ты мертва, – снова повторил граф.
– Пожалуйста, папа, довольно об этом твердить, – отозвалась Кларисса.
Он вдруг шагнул вперед и заключил ее в объятия.
– Иисус и Мария – лютик мой! Мы думали, ты мертва! А ты жива! Лучшая весть за всю мою жизнь!
Чело Анны просветлело. Она присоединилась к объятиям, и какое-то время все трое так и сидели, а фрейлины вокруг ерзали. Во дворе лаяли собаки. Три местных аристократа, одетые для охоты, неуклюже топтались на пороге большого зала.
Анна, обычно предельно собранная, а сейчас плачущая, улыбнулась мужу.
– Милый, сходи и уйми своих псов, – сказала она.
Он поднялся с колен и отпустил руку Клариссы.
– Конечно, дорогая.
Взяв у одной из фрейлин платок, он вытер лицо и просиял.
– Идемте, джентльмены. Простите меня – не каждый день возвращается потерянное дитя. – Он поклонился, его джентльмены ответили тем же, и все они вышли во двор.
– Вон, – приказала фрейлинам Анна.
Они упорхнули, прежде разлив по кубкам вино с пряностями и выставив поднос с яствами.
Анна уселась в умягченное подушками кресло и положила ноги на стул, не снимая сапог.
– Итак, – пригласила она.
Кларисса встретилась с ней взглядом. Она всегда без памяти любила мать, но ссорились они, как кошки, и в том была одна из причин, почему заботливый отец отослал ее ко двору.