Битва за Балтику - Владимир Шигин

Все были измотаны до крайности и злы, как собаки. Офицеры сгоняли злость на унтерах, те на – матросах, последние же могли лишь материться про себя, сжимая в карманах кулаки. Видя такое дело, мудрый Круз объявил день отдыха, а матросам велел выдать по двойной чарке. Все сразу встало на свои места. Поначалу часть кораблей должен был вести в Ревель на соединение с Чичаговым вице-адмирал Сухотин, а Круз с остальными сторожить Кронштадт.

Яков Филиппович Сухотин был моряком опытным, воевал лейтенантом в прусскую войну, в 1773 году в устье Кубани разбил турецкую флотилию. Командовал молодым Черноморским флотом.

Однако вскоре ситуация на Балтике изменилась. Вначале начали поступать первые сведения от лазутчиков, что шведы и в эту кампанию предполагают нанести удар всем флотом по Санкт-Петербургу.

Обстановка осложнялась с каждым днем. Затем пришло известие, что неприятельский флот под командованием герцога Карла уже покинул свои базы и движется по направлению к Финскому заливу. Екатерина Вторая, нервничая, ежечасно спрашивала своего секретаря, Храповицкого:

– Скажите мне, что сейчас делает Круз?

Близко знавший вице-адмирала Храповицкий отвечал твердо:

– Будьте уверены, ваше величество, он пересилит самого беса!

Неудовлетворенная ответом императрица послала в Кронштадт Алексея Орлова (бывшего начальника Круза по Чесменскому походу) посмотреть, что и как. Орлов вице-адмирала откровенно недолюбливал и за былую потерю двух кораблей, но более за несдержанность и упрямство. Прибыв на флагманский «Иоанн Креститель», Орлов сразу же поинтересовался у вице-адмирала с издевкой:

– Когда же придут шведы в Кронштадт и Петербург?

Круз лишь указал рукой на свою эскадру:

– Только тогда, когда пройдут через щепу моих кораблей!

Вернувшись, Орлов доложил:

– Можешь спать спокойно, матушка. Круз, как всегда, строптив без меры и дерзок без удержу, однако настроен весьма воинственно и грозится шведа от Кронштадта отбить…

– Дай-то Бог, дай-то Бог! – перекрестилась императрица.

Историк В. Головачев пишет: «Не смотря на то, что Александру Ивановичу при начале кампании 1790 года было 64 года, несмотря на его тяжелые раны, он еще был подвижен, бодр и неуступчив по-прежнему. Не далее как в прошлом году он дал Н. Зигену добрый урок вежливости, а нетерпеливому Пущину был, как говорится, бельмом в глазу, потому что покровительствовал всем угнетенным в Кронштадте, всегда умел верно понимать нужду каждого и при этом не позволял наступать себе на ногу».

Перед выходом в море вице-адмирал приехал попрощаться с семьей. Поцеловавшись с женой, велел ей при любом исходе сражения не покидать Кронштадт, дабы не вселять робость в души горожан.

– Нынче мы оба с тобой воюем: я на море, а ты в Кронштадте!

– Ты и не сомневайся, Саша, ежели что, я сама жен офицерских да матросских в бой поведу! – уперла руки в боки толстенная адмиральша.

За это время шведский флот нанес удар по Ревелю и был отбит. Теперь шведский флот спешил к Кронштадту на всех парусах, чтобы успеть попытать счастья в бою с другой русской эскадрой и, быть может, хоть здесь переломить ход войны.

Кронштадт готовился к встрече неприятеля. Укреплялись батареи, подвозились припасы в форты, корабли один за другим выходили на внешний рейд.

Наступал звездный час Круза. Всего перед Кронштадтом он собрал семнадцать линейных кораблей и тринадцать фрегатов. Свой флаг вице-адмирал держал на трехдечном «Иоанне Крестителе», командующий авангардом вице-адмирал Сухотин на «Двенадцати апостолах» и начальствующий арьергардом контр-адмирал Повалишин на «Трех Иерархах». Благодаря неустанным заботам Пущина все корабли находились в хорошем состоянии, но в командах было полным-полно рекрутов, что никого не радовало.

Сразу же по выходу парусных кораблей в Кронштадской гавани началось усиленное снаряжение галерного флота. Командир порта просил на это дать ему на это хотя бы пару недель.

Примчавшийся из Ревеля капитан 2-го ранга Шишков, рассказал обо всех деталях происшедшего сражения.

– Давай ко мне флаг-офицером? – позвал Шишкова к себе вице-адмирал, довольный толковым докладом.

– Прошу, ваше превосходительство, уволить меня от сей чести и позволить вернуться на свой фрегат, которым я в командовании пребываю! – склонил голову Шишков.

– Что ж, похвально! – кивнул командующий. – Дозволяю! Надеюсь, что в сражении я смогу на тебя положиться!

Вообще-то, гребной фрегат Шишкова входил в состав флотилии Нассау-Зигена, но пока флотилия еще только доснаряжалась, он присоединился к Крузу.

Сам же Круз, сидя в каюте и чиркая пером, прикидывал возможное соотношение сил. Выходило, что шведы будут иметь преимущество в четыре линкора, хотя шведские корабли по количеству пушек были немного слабее наших. В боевой линии Круз мог разместить тысячу четыреста орудий, шведы – на двести пятьдесят меньше. После долгих раздумий, Круз решил поставить в линию всего два тяжелых фрегата, остальные шесть свести в особый дивизион, за счет которого и надеялся достичь больших выгод. Дивизион этот, по его мысли, должен был оказывать помощь той части эскадры, которая будет сильнее всего атакована. На палубе, поднимая дух команды, играл оркестр.

Круз музыку любил. На корабле у него всегда имелись трубы и габои, волторны с литаврами и даже фаготы с кларнетами. Услаждая адмиральский слух, музыканты играли его любимые пьесы «Похищение из сераля» и «Калифа Багдадского».

Но ситуация к благости не располагала. Ветер все время был, как назло, противный, а потому эскадра держалась западнее Толбухина маяка и ближе к Сестрорецкому берегу.

Затем началось лихорадочное выстраивание эскадры. Одновременно усиленно учили рекрутов, но многому ли научишь в несколько дней! Чтобы дело шло веселее, Круз велел устроить соревнование между двумя вахтами – правой и левой. Подавая команды, по всей эскадре свистали боцманские дудки. Подавать сигналы дудкой – искусство особое. Непосвященному в это таинство нечего и думать выдудеть что-либо путное. Дудка – это предмет особой гордости их обладателей и предмет зависти тех, кто лишен этого атрибута корабельной власти. Если молодые боцманматы еще могут дудеть в казенную дудку, то никакой уважающий себя боцман такого кощунства над традицией никогда не позволит. Уважающие себя и свое дело, заказывают дудки особым мастерам-дудочникам. Отказывая в себе во всем, копят деньги на особые серебряные дудки, да и чтобы цепочка к ним тоже непременно была из чистого серебра. Даже издали тренированное ухо всегда определит, какого мастера дудка свистит на том или ином судне, а сами боцмана по тону свиста могут даже определить и конкретного обладателя данной дудки. Командиры таковое рвение всегда поощряют. Вот унтер-офицер неторопливо берет в руки висящую на шее дудку. Причем берет не абы как, а в ладонь правой руки. Прижимая шарик, он полусгибает над ним пальцы, при этом набирает полную грудь воздуха и, надув щеки, начинает дуть. Сила дудения и едва заметные манипуляции пальца над отверстием шарика меняют тон свиста дудки от мягкого и глубокого до пронзительно-резкого и высокого. На российском флоте существует до полутора десятков различных мелодий. Никакими нотными знаками они никогда не изображаются, но весь флот знает их на зубок и сигнал «к вину» никогда не один матрос не спутает с сигналом аврала.