Вокруг света за 100 дней и 100 рублей - Дмитрий Иуанов

— А сейчас сколько по местному?

— Одиннадцать.

— Утра?

— Вечера!

— Я ж говорю — сволочи! Марина, звони в службу поддержки, будем жалобы катать! — переключилась женщина с невозмутимого охранника на возмущенную подругу.

— На данный момент служба уже не функционирует, — продолжал вести светскую беседу мужчина.

— А когда заработает?

— В одиннадцать.

— Вечера?

— Утра!

— Гребаные сволочи!!!

Этот диалог продолжался еще полчаса. Две дамы, прилетевшие из Барселоны, яро сетовали на отсутствие электрички, а остальные пассажиры им не менее яро поддакивали. До Бреста оставалось пятнадцать километров, но пешеходный переход не существовал — границу Польши и Беларуси можно было преодолеть только на поезде или автомобиле. Люди ругались, звонили своим родственникам в соседнюю страну, просили прислать за ними машины, всячески бросались в уныние, падая на пол вокзала.

Мне же было чудно, как подобный вывод из стабильной ситуации мог привести кого-то в нерадивое или, более того, раздраженное расположение духа. То, что между странами существовала граница, которую можно пройти, и то, что мы достигли ее, уже было большим успехом. А чтобы придумать способ сделать это, не нужно было обладать большим умом.

Я скооперировался с тремя девушками, и мы вместе добрели до круглосуточного продуктового магазина, расположенного в получасе ходьбы. Мне казалось, что белорусы были обязаны мотаться через границу, закупаться продуктами в Польше и продавать их у себя процентов на тридцать дороже. А если такие ребята существовали, то к одному из них можно было подсесть в машину и проехать вместе с ним по ту сторону баррикад.

— Дамочки, вы куда? Подвиньтесь. Я уже час здесь стою! — заявила женщина с двумя огромными пакетами, как только мы подошли к магазину. — Вставайте в очередь. Сначала я поеду, потом — вы!

Оказалось, на подобных белорусов здесь давно объявлена охота. Люди, у которых не хватало денег на билет, набрасывались на всех водителей автомобилей и требовали везти их на восток. Мне потребовалось около полутора часов, чтобы рассадить всех раздосадованных девушек по автомобилям, а потом сесть самому. Действительно, большинство покупателей польского магазина оказались жителями Беларуси, перепродающими товары. Таких я отлавливал, договаривался и сажал к ним на свободные сиденья обрадовавшихся товарищей, желающих перебраться в другую страну.

Последние несколько часов пробегали мимо меня на автомате. Очередное транспортное средство, очередная проблема, очередная граница, очередной выход. Все это казалось повседневной рутиной. Закидывать рюкзак за спину стало таким же обычным действием, как дышать носом или жевать зубами. Особенность дороги стерлась, острота событий приелась. Со временем эти вещи путешествие забирает. Но вместе с этим оно дарит куда большую ценность. Путешествие учит принимать решения здесь и сейчас, быть тотально ответственным за все, что с тобой происходит. Тем самым оно отражает настоящую жизнь, которая работает точно так же. И это один из самых ценных уроков, который можно получить в дороге.

Об этом думал я, подъезжая к своей очередной границе, вид которой вызвал у меня улыбку. Все барьеры поначалу прорастают в головах людей, а затем вырисовываются ими же на картах. В век освоения планет и космоса смешно рисовать границы на земном шаре, но некоторым это до сих пор удается. Те же господа внушают пределы дозволенного людям, и они охотно верят в свою ограниченность. Таким мужчинам и женщинам живется спокойнее, ибо общество (да и они сами) окрестило их «нормальными». Однако это же общество тайно восхваляет иных — бунтарей, совершающих свой мятеж ради высоких идей, рушащих барьеры. Пройдитесь по центру любого крупного города, и вы не встретите ни одного монумента человеку, который прожил жизнь так, как ему твердило общество. Зато каждый встреченный памятник в этом же городе — вы можете проверить сами — воздвигался бунтарю, который когда-то поверил в то, что правил нет, расширил границы дозволенного и тем самым сделал мир немного лучше.

— Здесь туристов-то процентов десять, остальные все местные, через границу как на работу ездят. Раньше солярку да водку таскали, как в России, а с таким курсом только блоки сигарет прут. На человека можно 2 блока, так они себе под юбки, в трусы и бюстгальтеры пихают. Бывает, подбросишь тетку старую, ее через красный сигнал ведут, а под юбкой 12 блоков. Кричала: «Нет ничего!» — а мне из-за нее теперь три часа торчать. Пошли в задницу все эти торговцы.

Мы стояли в очереди на границу второй час, переводя взгляд с темноты, разбавленной светом фар, на интерьеры старенькой «Вольво». Бородатый водитель из Бреста хлебал кефир, заставляя своего друга делать то же самое и попутно слушать его истории.

— Как-то раз на этом же погранпереходе ко мне подсел парень лет двадцати семи, аккуратно причесанный и в пиджаке. Спрашиваю его: имеешь что запрещенное? Он мне: я с работы с Польши домой еду, ничего нелегального! Ладно, думаю, повезу его. На границе он вел себя тише рыбы. Только прошли, он из моего бардачка достал пакет с травой, сказал: «Спасибо, друг, что подвез!» И оставил триста баксов. Я думаю, какая же сволочь, меня за такую херню могли на десять лет посадить. Но доллары взял.

— Почему?

— Потому что он спрятал пакет на самом видном месте. Туда реже всего проверять лезут. Значит, толковый, мне такие люди нравятся. И их деньги тоже.

Через полчаса мы обзавелись штампами в паспортах и нырнули под шлагбаум. Граница пройдена. Стрелки переведены на два часа вперед. Полвторого ночи. Жыве Беларусь!

У первого продуктового магазина я выбежал из машины и сел на потрескавшийся бордюр. За последнюю неделю в Европе не выдалось ни одного солнечного дня, но здесь природа перестала хмуриться. Ветер хорошенько погонял облака над этим местом, где сталкивались взгляды на жизнь, режимы, валюты, языки и судьбы. Над головой небосвод был усыпан ворохом белых зерен, как вспоротое брюхо дикого космического животного. Я лег на шероховатый асфальт, расставив руки и ноги в разные стороны. Меня уносило куда-то вверх, и это можно было назвать океаном, в котором на много миль вокруг помимо меня не было ни одной души, словно в игре с самим собой. Здесь могло быть только два победителя: я, если выпью и обхитрю океан, или он во всех остальных случаях. И выигравший был известен заранее, и уже давно стоило сдаться и выплыть, пока было возможно, но я знал, что ни за что так не сделаю, что заплыл слишком далеко. Хотелось поближе прижаться к Земле, зацепиться, ухватиться, но держаться было не за что. Последний шаг такой же сложный, как и первый: как бы не шагнуть в пропасть.

Меня вернула на землю чья-то бранная ругань. Один из пацанов, выбегавших из магазина с бутылкой водки, врезался в мой синий рюкзак и громко обозвал его. О, как скучал я по отборнейшему русскому матерку, незамедлительно появляющемуся после любой границы, разрывающему нутро этих подростков, которые решили напиваться и блевать. Разрывающему ветви дорог, деревьев и мыслей, разрывающему в клочья надежду на будущее, на запад, на восток и идеологию всего государства. О, как скучал я по расплывающимся в улыбке смачным продавщицам, которые были хороши хотя бы тем, что родились на этой планете. Знаете, ребята, я вообще, похоже, скучал по всем вам.