Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра  - Николай Лузан

Муса дрожащей рукой потянулся к телефону, набрал номер и пролепетал:

— Э-э, Хайдар, бегом ко мне.

Прошла секунда, другая. За дверью кабинета раздался дробный топот, и на пороге появился запыхавшийся официант. Борисов пробежался по нему оценивающим взглядом — по фактуре Хайдар оказался близок к Бацкому — и распорядился:

— Раздевайся!

— Чего-о? — оторопел официант.

— Давай, давай! Раздевайся! Трусы оставь себе! — прикрикнул Валерий.

— Хайдар, делай, что тебе говорят. Я тебя прошу, — умолял Муса.

Официант испуганно хлопал глазами и не мог сдвинуться с места. У Бацкого иссякло терпение. Он выхватил у него рушник, стащил пиджак и, спустя минуту, с подносом в руках появился в зале. Появился вовремя. На входе возник Гадчидзе, поискал взглядом Надибаидзе и направился к нему. Валерий, не спуская глаз со шпиона, пристроился к нему. Лавируя между столиками, он стерег каждое движение Гадчидзе и Надибаидзе. За ними неотступно следили шесть пар глаз бойцов группы захвата.

Гадчидзе суетливо оглянулся по сторонам и присел за столик Надибаидзе. Валерий напрягся и уже не замечал нетерпеливых жестов клиентов и не слышал оклика: «Официант!» Он видел только шпионов. По их лицам и руке Гадчидзе, скользнувшей в карман рубашки, Валерий догадался: «Сейчас!» Подтверждением догадки стала блеснувшая серебристой рыбкой флешка. Руки шпионов сошлись. Валерий стремительно шагнул к ним. Горка тарелок с салатами, громоздившаяся на подносе, обрушилась на спину Надибаидзе. Возмущенный возглас застыл у него на губах. Валерий всем телом припечатал шпиона к столу. В следующее мгновение на помощь к нему, сметая все на своем пути, неслись бойцы группы захвата.

Арест для шпионов стал шоком. Вещественное доказательство — флешка с секретными материалами — не оставляла им шансов на свободу. Первым заговорил Гадчидзе. Недолго упорствовал и Надибаидзе. Его показания не принесли удовлетворения контрразведчикам. Он не был связан с резидентом, а выполнял лишь функцию агента-курьера грузинской разведки.

20 сентября армейским бортом Сердюк и Писаренко, а вместе с ними Гадчидзе с Надибаидзе, под усиленным конвоем вылетели в Москву. После приземления на авиабазе Чкаловская контрразведчики отправились на доклад к Безверхнему, а шпионы заняли камеры в Лефортовской тюрьме. На следующий день в войсках СКВО начались крупномасштабные учения. Приказ Без-верхнего: «до начала учений шпионы должны сидеть в Лефортово» — Аниченко и его подчиненные выполнили.

Однако резидент грузинской разведки и его агенты по-прежнему оставались на свободе. О том, какие должности они занимали в войсках округа и к каким секретам имели доступ, контрразведчики могли только догадываться. У них не вызывало сомнений, что провал Гадчидзе и Надибаидзе не остановит спецслужбы Грузии, и их разведывательная деятельность будет только нарастать. Подтверждением тому являлся курс руководства Грузии. Он приобретал все более антироссийский характер. В своем прогнозе Аниченко и Бацкий не ошиблись.

Сообщение резидента Херкеладзе об аресте Гадчидзе и Надибаидзе Джапаридзе воспринял болезненно, но трагедии из этого не делал. Его мало беспокоила их дальнейшая судьба, они являлись пешками в большой и рискованной игре, затеянной спецслужбой Грузии и ЦРУ на Южном Кавказе. В сложившейся ситуации Джапаридзе больше занимало собственное будущее, а оно было далеко не безоблачным. Об этом ему говорил срочный вызов на конспиративную квартиру ЦРУ в Тбилиси. Ничего хорошего от предстоящей встречи с ее резидентом Дугласом он не ожидал. Чтобы удержаться на плаву, Джапаридзе подготовил новые предложения по активизации агентурной работы в России. На пути к конспиративной квартире американской разведки он мысленно выстраивал цепочку аргументов в пользу новой операции, которая бы прикрыла его от разноса Дугласа, и не замечал волшебного очарования сентябрьского Тбилиси.

После изнурительной августовской жары и последовавших за ней коротких, теплых дождей город выглядел помолодевшим. Глаз радовали яркими красками поздние цветы на клумбах. Небо завораживало нежными красками. Легкие перистые облачка водили робкие хороводы вокруг холодно блистающих горных вершин Большого Кавказского хребта. Предгорья полыхали золотисто-багровым багрянцем увядающей листвы. Горожане высыпали на улицы и скверы, чтобы насладиться последними днями загулявшего в сентябре лета.

Погода подействовала и на охрану конспиративной квартиры ЦРУ. Джапаридзе пришлось постоять перед воротами, когда, наконец, дежурный заметил машину. Створки медленно раскатились, он въехал во двор и поднялся на крыльцо. Его никто не встретил.

«Плохой признак», — отметил про себя Джапаридзе, поискал взглядом и не нашел охраны. Помявшись, он вошел в холл. В нем царила тишина. Прошла минута, другая. На втором этаже скрипнула дверь, и на лестничной площадке наконец появился Дуглас. Сухо поздоровавшись, он пригласил:

— Поднимайся, Георгий.

Джапаридзе тяжело, будто его ноги налились свинцом, вслед за Дугласом прошел в библиотеку. Резидент кивнул на диван и холодно спросил:

— Что будешь пить? Есть кофе, чай, вода без газа.

— Может, сразу яду, чтобы не мучиться? — с вымученной улыбкой ответил Джапаридзе.

Дуглас не принял шутки, выставил на стол бутылку с водой, стакан, сел в кресло и, откинувшись на спинку, немигающим взглядом уставился на главного грузинского разведчика. Джапаридзе заерзал по сидению дивана и с надрывом произнес:

— Дик, в ближайшее время мы компенсируем понесенные потери!

На лице резидента не дрогнул ни один мускул. После затянувшейся паузы с его губ слетело:

— Гадчидзе и Надибаидзе знали резидента Шота?

— Нет! С ним строжайше соблюдается конспирация! — заверил Джапаридзе и поспешил заявить: — Работу резидентуры мы не намерены сворачивать!

— В Лэнгли о ней уже не хотят слышать. Скоро будет год, как Херкеладзе в России, а у него на связи один агент!

— Два — Имерлишвили и Балашвили, — возразил Джапаридзе.

— Балашвили? И какой от него прок? Забился в Москву, как крот в нору!

— Он работает.

— Георгий, разве это можно называть работой! Когда от него последний раз поступала информация?

Джапаридзе пустился в пространные объяснения:

— Дик, ну ты же знаешь ситуацию. Поступление в академию, перевод к новому месту службы. Балашвили было не до активной работы. Сегодня, когда он обосновался в Москве, перед нами открываются блестящие перспективы. Балашвили будет нашим ценнейшим источником информации. Надо только…

— Вот именно, будет! Но когда? — потерял терпение Дуглас и в сердцах бросил: — Георгий, пойми меня тоже, я устал кормить обещаниями чугунные задницы в Лэнгли.

— Дик, я уже дал указание Херкеладзе направить в Москву Имерлишвили, чтобы активизировать работу Балашвили.

— О’кей, — смягчил тон Дуглас.

— Это еще не все, на подходе четыре агента из числа офицеров 58-й армии и 42-й дивизии. После вербовки они будут переданы на связь Херкеладзе.