Батарея - Богдан Сушинский

– Что значит «винтовки не положены»? – вернулся он к разговору с раненым.

– Что ты меня спрашиваешь об этом, капитан? – видно, злость, которая накопилась в этом солдате, уже не позволяла ему обращаться к офицеру на «вы», и Гродов не имел права упрекать его за это. Другое дело, что комбата явно раздражало немногословие раненого.

– А по-человечески отвечать ты еще способен, сержант? Ты что, хочешь сказать, что вас бросили в бой без оружия?

– Выдали по лопатке и по нескольку гранат, которыми в ближнем бою не очень-то и навоюешься, своих же осколками иссечешь.

– Так вы что, штрафники? Бывшие заключенные?

– Видно, кто-то там, в штабе, решил, что именно так, штрафники, раз не выдали хотя бы по одной винтовке на десятерых, а значит, жизни нам отвели на один перекур.

– И все-таки я ничего не пойму. Я командир береговой батареи, здесь случайно, прибыл выяснить, что произошло. Поэтому спокойно объясни мне…

– Если береговой, то получается, что на помощь вашей батарее нас и направили. Но еще здесь, у дороги, мы наткнулись на целый батальон румын, который, очевидно, как раз и шел на твою батарею.

– Выходит, что приказ командования и предназначение свое вы все-таки выполнили, – молвил Гродов, еле сдерживая волнение. Ему казалось, что эта похвала должна прийтись по душе раненому. Но вместо этого услышал:

– «Приказ, предназначение…». Лучше скажи, почему так поздно на помощь пришел, командир? Вон они – все наши, все двести пятьдесят – в течение каких-нибудь двадцати минут боя.

– Так вас было двести пятьдесят человек?! Это же две роты! – воскликнул капитан, приподнимая раненого, чтобы Кротов и Жодин могли перевязать его. – Ты что же – из тех, что только вчера прибыли из Севастополя?

– Из тех… Однако мы не севастопольцы, а из Донбасса. Отряд шахтеров-добровольцев.

– И что, прямо с корабля – сюда, без какой-либо военной подготовки, без оружия?!

– Сказали: «Оружие добудете в бою». Выдали по нескольку гранат и саперные лопатки – и… по-шахтерски говоря, «в забой». Точнее, теперь уже – на забой, как скотину.

– Вот именно, сержант: на самый настоящий «забой». Тем не менее возле офицеров я видел автоматы.

– В том-то и дело, что их выдали только три, да к тому же – офицерам почему-то. Хотя надо бы солдатам. Гранатами, как я уже сказал, в ближнем бою не повоюешь, а с лопаткой идти против винтовки, со штыком и патронами – то же самое, что этой же лопаткой уголь добывать[45].

Гродов поднялся и, едва сдерживая ярость, оглянулся, пытаясь скосить пулеметной очередью любого врага, который перед ним возникнет. Впрочем, теперь уже не только врага.

– Довоевались, мать твою! – негромко процедил он. – Сказали бы, что вообще нет оружия, мы бы у себя в батарейном арсенале винтовок тридцать-сорок трофейных нашли. Да и морские пехотинцы тоже кое-что наскребли бы. А так… потешили мы Антонеску и всю его офицерскую свору! Славно потешили! Представляю себе, что напишут по поводу этого боя их армейские газеты.

– Так и напишут, – проворчал Жодин, – что мы ни за грош две с половиной сотни таких крепких парней погубили.

– На батарее об этом ни слова. У бойцов и так тяжело на душе, поскольку мы уже, по существу, оказались на передовой, не имея сколько-нибудь серьезного прикрытия ни с земли, ни с воздуха. Так что мы еще поклониться должны этим павшим шахтерам…

– Заодно и покаяться перед ними, – неожиданно сурово добавил Жодин. – Самое время.

38

Приказав радисту связаться со всеми, с кем только была связь, с просьбой перебросить на поле боя санитаров и транспорт, комбат велел своим бойцам подобрать автоматы, несколько винтовок и как можно больше гранат, которые понадобятся теперь им самим, после чего увел разведчиков в расположение батареи.

– Как воюешь, командир? – услышал он в телефонной трубке сонный, начальственной ленцой пронизанный голос Кречета, как только вошел в командный пункт.

– Об этом лучше спросить у румын, – сухо ответил Гродов, считая, что командир дивизиона интересуется ходом его только что завершившегося рейда на шоссе. – Надеюсь, у них претензий не возникнет.

– Ты не шебуршись, а готовься принимать пополнение. Вчера в штабе оборонительного района я выхлопотал для твоей батареи целый добровольческий батальон донецких шахтеров-добровольцев. Мужики – один в один, которых с ходу можно бросать в бой.

– Во-первых, ни на какой батальон они не тянули, в строю было только двести пятьдесят бойцов, а во-вторых, их уже «бросили в бой». Все, до единого, уже лежат по кюветам у Николаевской дороги, напротив хутора Шицли.

– То есть как это «лежат»? – неспешно, все с той же ленцой в голосе возмутился комдив.

– Убитыми, в абсолютном большинстве своем.

– В нашем тылу?! Ты что, комбат, не протрезвел за ночь? Да там такие хлопцы! Сам видел нескольких краем глаза.

– После чего командование послало их в бой, не выдав ни одной винтовки.

– Что, вообще без оружия?! – по тому, с каким неподдельным ужасом майор спросил об этом, стало ясно: он действительно не в курсе шахтерской трагедии.

– Саперные лопатки, по нескольку гранат – и в бой, ликвидировать прорыв.

– Но… такого просто не может быть.

– Что им помешало высадить этих бойцов с катера в районе батареи? Часть я сразу же вооружил бы, а часть оставил на батарее, вводя вместо нее в бой свою обстрелянную охрану. А так мне удалось спасти лишь нескольких раненых, перебив или рассеяв при этом остатки румынского батальона.

– Ты командир грамотный – слов нет, – неожиданно быстро и безропотно согласился комдив, независимо от того, чего ему на самом деле стоило такое признание. – Но тут такое дело… Надо бы выяснить…

– Кстати, на вашем месте я бы прибыл в район боевых действий вместе с этим добровольческим отрядом, который якобы выпрошен был для меня. Впрочем, извините, – не стал ожидать его реакции капитан, – тут вот полковник Осипов напоминает, что пришло время открывать огонь из всех стволов.