Лед и вода, вода и лед - Майгулль Аксельссон

Сюсанна издала неопределенный звук, но ничего не сказала. Она слушала.

— Инес любила Бьёрна. Любила с первой минуты. И он был единственным, кого она любила. Увы, но это так. И мы с этим ничего не можем поделать. Но это совсем не значит, что ты недостойна любви. И не значит, что тебя не любят. Бьёрн ведь любил тебя. И я тебя люблю. И Биргер тебя любит.

— Биргер?

Получилось похоже на фырканье. Элси улыбнулась:

— Да. Биргер любит тебя, по-своему. Я так считаю. Я уверена. Он просто не знает, не умеет этого выразить. Но это не главное. Главное — что ты когда-нибудь научишься постоять за себя.

Сюсанна сжала кулаки внутри варежек.

— Постоять за себя? Как я могу постоять за себя?

Элси остановилась. Повернулась к Сюсанне, сунув руки в карманы пальто, и посмотрела на нее.

— Ты обязана защитить себя. Потому что ты достойна защиты.

Сюсанна молчала, потом сглотнула и покачала головой:

— Нет. Я не достойна защиты. Я не достойна даже того, чтобы жить. Это Инес сказала. Моя мама.

— Инес лежит в Санкт-Ларсе. А ты нет.

Сюсанна подняла глаза. Осмотрелась. Вдруг заметила большую елку с сотней лампочек посреди Центральной площади Несшё. Увидела, как сверкает снег в свете фонарей. Увидела, как машина подъезжает к громадному отелю и из нее вылезает молодая девушка. Молодая девушка в длинном платье. Это могла быть я, вдруг подумала Сюсанна. Да. Я могла бы быть девушкой в длинном платье. И в следующий Новый год я ею буду.

Она улыбнулась Элси.

— Я буду защищаться, — сказала она. — Ты научишь меня, как это — постоять за себя?

— Я научу тому немногому, что сама умею, — сказала Элси.

Бьёрна больше не было. Он пропал. Его поглотил смоландский лес.

Но иногда он приходил к Элси. Прокрадывался в ее мысли и появлялся в снах, ходил за ней следом, когда она бывала одна. Она позволяла ему приходить. Не сопротивлялась. Пусть будет как будет.

Теперь он стоял за ее спиной на кухне Инес и смотрел вместе с ней в окно на Сванегатан. День был пасмурный. Дождь висел в воздухе. Сад стоял голый и тоскливый. Продолжалась зима, но скоро, очень скоро наступит весна.

— Ты все отлично сделала, — сказал Бьёрн.

Элси улыбнулась, но не ответила. Но он прав. Она в самом деле все сделала отлично. Кухня Инес выглядела так же, как в те времена, когда Бьёрн еще тут жил. Новые герани стояли в ряд на подоконнике, блестящие яблоки лежали на оловянном блюде, а блюдо стояло на белой льняной дорожке, служившей скатертью, — накрахмаленной и наглаженной. А возле плиты на противне горячие булочки ожидали, когда Инес вернется, сядет за стол и выпьет кофе, как тысячу раз прежде.

— Зря ты умер, — сказала она.

Бьёрн вздохнул у нее за спиной, и холодное дыхание коснулось ее шеи.

— Откуда ты знаешь, что я умер?

— Зря ты решил умереть.

— Откуда ты знаешь, что я сам это решил?

Элси не отвечала на его вопросы.

— Ты должен был, по крайней мере, оставить нам могилу, чтобы мы могли туда приходить. Не ради меня. А ради Инес.

— У Инес есть могила, куда можно приходить. Она у нее внутри.

Элси хмыкнула:

— Злой ты.

— Нет, — сказал Бьёрн. — Ничего я не злой.

Она вскинула голову и оглянулась.

Комната Сюсанны стояла распахнутая настежь. Стул был чуть отодвинут от письменного стола, но в остальном порядок был идеальный. Свежевыстиранное покрывало сияло белизной. На прикроватном столике лежала книга в красной обложке, аккуратно закрытая. На подоконнике — горшок с цветущей фиалкой.

Но ни одежды не валялось на стульях и кровати, ни наполовину сложенной газеты — на полу, ни рваных гольфов не свешивалось из корзины для бумаг.

Комната казалась картинкой из мебельного каталога. Нежилой.

Сюсанна научилась защищаться. На свой лад.

Спальня выглядела совсем не такой опрятной. Кто-то посидел на цветастом покрывале и не расправил его за собой. На подлокотник кресла были брошены мятые брюки, и пара ботинок — один больше, другой меньше — стояли рядом на полу, указывая носами друг на друга. А на дверце шкафа висело новое платье Инес, платье, которое Биргер лично купил больше месяца назад, чтобы порадовать ее, когда она вернется. Не особенно красивое. Довольно унылое, если честно. Темно-синее, с белым воротничком. Однако Элси пошла навстречу просьбе Биргера и примерила его, ходила перед ним, как манекенщица, кружилась, задевая его юбкой, улыбалась и говорила, что это изумительный выбор.

Он улыбнулся в ответ. Очень коротко. Но все-таки. Биргер улыбнулся Элси, словно подтверждая — в мире все-таки существует надежда.

Дверь в комнату Бьёрна была закрыта. Элси не стала ее открывать, пробежала мимо и открыла дверь на чердак, взбежала вверх по лестнице и привычной рукой потянулась к выключателю. Включила свет. Осмотрелась. Все выглядело так, как следовало. Старинное бюро, о котором Инес рассказала, когда стала приходить в себя, стояло у двери в чердачную комнату. Элси купила его. Пошла в тот самый антикварный магазин и заплатила все, что оставалась должна сестра, а потом организовала доставку на Сванегатан. И теперь бюро стояло у двери в ее кабинет. Дожидалось, когда Инес внесет его и поставит на место.

Элси открыла дверь в кабинет. Стены сверкали белизной. Нигде не было видно, что кто-то когда-то писал на них имя.

Упав на колени, она принялась собирать с пола газеты. Она разбрызгала много краски, когда красила. Гораздо больше, чем ее сестра.

Она как раз выкидывала эти газеты в контейнер во дворе, когда услышала, что подъезжает такси. Услышала, не видя, как Биргер выходит из машины. Услышала, как он расплачивается. Как он открывает заднюю дверь и выманивает Инес:

— Вылезай, Инес! Давай-ка! Элси сварила тебе кофе, она ждет тебя дома.

Ответа не последовало. На улице было совершенно тихо. Бьёрн вздохнул за ее спиной.

— Вина, — шепнул он. — Искупление.

Элси закрыла глаза, переводя дух. Потом обеими руками поправила юбку, выпрямилась и пошла к передней части дома. Увидела свою сестру, свою очень бледную сестру, которая стоит снаружи калитки и оглядывается. Элси улыбнулась. Поспешила к калитке и открыла ее.

— Инес! — сказала она. — Добро пожаловать домой!

Ничего не изменилось. Однако все вдруг сделалось иным.

А вечерника продолжается. Роберту аплодируют, он кланяется публике с иронической торжественностью, кружится, так что свободно болтающийся на шее галстук летает взад-вперед, — поворот направо, потом налево, и наконец, когда аплодисменты медленно начинают стихать, Роберт оборачивается к Аманде. Снова кланяется и делает изящный жест рукой. И она не может ему отказать в следующем танце, теперь, когда он ее приглашает у всех на глазах. Она улыбается и позволяет себя обнять. Музыка вступает снова. Роберт, крепче прижимая к себе Аманду и перебирая пальцами ее длинные белокурые волосы, корчит рожу Бернхарду через ее плечо.