Синдром рыжей мыши - Броня Сопилка

   Ева уже начинала думать, как бы по-тихому слинять с берега, но им повезло – влюблённые, пару-тройку раз поцеловавшись и погуляв по мостику, уходящему с берега в воду, сами решили возвращаться в лагерь.

   И как только их шаги стихли, Драго с иронией сказал:

   – Завидую я Дэну.

   – Почему?

   – Его целуют.

   Еве стало до ужаса смешно.

   – И не только целуют наверняка, но об этом мне мечтать вообще нельзя.

   – Пойдём, мечтатель, - произнесла Ева, отхихикавшись,и встала с камней. - Как там было у классиков?.. Я тебя поцелую. Потом. Если захочешь.

   – А когда? - Драго поднялся следом. – Завтра? Хотя… лучше сейчас.

   Ответить у Евы не было никакой возможности – богатырь сам взял дело в свои руки и, прижав девушку к себе, крепко поцеловал в губы.

   Такой спокойный, мирный вечер… И словно насмешка над её самообладанием – Ева вспыхнула, как свечка, отвечая на поцелуй как никогда горячо и страстно.

   Драго рыкнул, положил одну руку ей на грудь – и Еву будто ледяной водой окатило.

   – Нет, - прошептала она, отстраняясь. – Не нужно.

   – Ты же хочешь.

   Он не уговаривал, просто констатировал факт.

   – Мало ли, чего я хочу… Идём, Жень. Надо возвращаться и ложиться спать, завтра, как всегда, ранний подъём.

   Спорить он не стал. Но Еве почему-то показалось, что это затишье перед бурей.

   Саша

   Надо же, всё-то Дэн продумал. Он ведь специально доводил меня до белого каления на той скале – хотел вместе со мной прыгнуть в воду. Даже вещи сухие захватил.

   Честно говоря, я всё еще немного злилась, особенно когда вспоминала, как он меня дразнил. Но... на Машель,или на папенция,или на мамзель я тоже частенько злюсь. Однако люблю их от этого не меньше.

   Так же теперь было и с Дэном. С одной стороны, мне порой хотелось поставить ему третий фонарь – например, на лбу, – а с другой… Поцеловать бы, обнять и… И много чего ещё. Интересного и космического.

   И постоянно тянуло смеяться. Наверное, от счастья.

   Я вспомнила вдруг, как папенций однажды сказал, что от маленького счастья смеются, а от большого плачут. Мне тогда показалось, что он не прав, да и сейчас тоже… Разве можно моё счастье назвать маленьким? И чем его, счастье, измерить? Не линейкой же.

   Когда мы вышли к солёному озеру Урсу, его тёмная поверхность отражала звёзды, словно зеркало. Даже лучше, чем зеркало, потому что от зеркал не пахнет так приятно.

   А звёзд на небе было так много! Я никогда столько не видела. Много-много маленьких точек – непрерывно светящихся, мерцающих, совсем крошечных и побольше.

   Колдовское небо, волшебное зеркальное озеро… А справа к воде подкрадывалась Медвед-гора. Эта скала казалась мне похожей на чутко спящего большого пса – да простят меня люди, считающие её медведем. Хотя, возможно, эти люди просто решили, что Пёс-гора звучит не слишком романтично.

   Он словно насторожил одно ухо – острый утёс, царапавший небо, – как будто наблюдал за нами в темноте.

   И я прошептала – то ли ему,то ли Дэну:

   – Я такая дурочка, притворялась мальчишкой…

   Пёс молчал,и Дэн тоже, а небо двоилось, отражаясь в гладком зеркале воды…

   И когда мы по узкому мостику зашли почти на середину озера – мне показалось, что мы падаем в космос. Я закружилась на месте, раскинув руки, и в моём космосе то и дело появлялся Дэн. Я не видела его лица из-за сияния множества звёзд, но знала, что он улыбается. И что он счастлив не меньше, чем я.

   Когда меня начало вести в сторону, Дэн поймал меня в объятия и… Да, показал мне космос.

   Мы целовались долго и вкусно, а потом я снова начала смеяться, впоминая свои нелепые переживания.

   И тут Дэн спросил:

   – Хочешь, здесь и переночуем? Ночь тёплая, и тут волшебно…

   Дэн

   Конечно, она согласилась. Мы подались в лагерь за спальными принадлежностями – я ещё прихватил с камбуза кем-то заботливо отложенный для нас ужин (быть ему завтраком) и Наташину гитару, – а потом вернулись обратно.

   Устроились прямо на мостках, расстелив карематы и спальники. Долго считали звёзды, болтали о всякой ерунде и об очень важных вещах. Я бренчал на гитаре. А мышка призналась, что давно в меня влюблена, и эта авантюра с походом была задумана ею как акт соблазнения такого классного меня. Хотя она не ожидала, что окажется при этом мальчишкой.

   Ну как, призналась? Я это понял по некоторым обмолвкам и общей картине.

   Вот такая у меня расчётливая и коварная мышка. Счастье просто, а не мышка.

   А презервативы ей выдала заботливая сестрица. Прелесть.

   У меня же из головы всё не выходили её слова, сказанные среди звёзд: «Я такая дурочка, притворялась мальчишкой…»

   Я пытался представить, что «было бы если бы»,и в конце концов рассказал Саши про еще одну причину. Получается, уже двенадцатую.

   – Знаешь, я ведь держался бы от маленькой тебя подальше, даже тыкай ты мне паспортом в нос, что тебе восемнадцать. Поэтому не переживай,и не стыдись нашего приключения. Мы оба накосячили, но космос видит, что это был единственный верный путь друг к другу, моя мышка. И я ему благодарен. Стоит мне представить, что я мог тебя не узнать,и я будто бы снова падаю с той скалы.

   – Ох… – прошептала Саши, прижимаясь ко мне теснее.

   Много раз к нашему пристанищу подходили наглые парочки, но заметив, что «романтическое место» занято, сердито бурчали и топали искать другое. Даже Славик с Маринкой явились, змеи чешуйчатые. Мы и не слышали, как они приползли, – смеялись и целовались себе, – пока зеркальная тишина озера не донесла до нас тихий голос Маринки:

   – Блин, какая милота эти детки!

   – А ты не хотела ехать, - хмыкнул довольный Славик.

   Полюбовавшись на мои выставленные вверх средние пальцы рук, братец с систер поржали и убрались восвояси…

   Потом мы долго молча лежали и смотрели на небо вокруг нас, почти засыпая, затем снова начинали болтать, пихаться и хохотать, или же обнимались и целовались…

   В какой-то момент страсть вытеснила неловкось и прогнала неуместный смех, уступив место сладкой нежности, жарким стонам и рваным словам любви.

   Слиянию тел. Сиянию душ…

   И колючим пупырышкам…

   И… о, да. Наконец-то в дело пошли мои резиновые запасы!

   Ева

   Утром Ева проснулась с улыбкой на лице. А ещё – с песней, от которой не могла отделаться со вчерашнего вечера. Да и не хотела, по правде говоря, отделываться.