Ричард Длинные Руки - пфальцграф - Гай Юлий Орловский

Я вскрикнул: опоздал и здесь, рывком натянул тетиву и быстро выпустил стрелу.

Край кубка коснулся ее губ, блеснуло, раздался чистый серебряный звон. Беатрисса со слабым вскриком отдернула руку. Чаша взметнулась почти к своду, вращаясь, как волчок. Стрела исчезла, а чаша наконец с тем же звоном ударилась о пол и покатилась под ноги гостям. Ярко-красные капли веером усеивали сапоги гостей. Секундное замешательство сменилось криками, зазвенели выдергиваемые из ножен мечи. Люди оглядывались по сторонам, возле барона Эстергазэ возникли два гиганта-телохранителя, огромные мечи уже обнажены, щитами прикрыли господина.

Я поднялся над барьером, прокричал страшным голосом:

— Всем сложить оружие!…

Эстергазэ не верил своим глазам, но прежде, чем указал на меня, я заорал его телохранителям:

— Хозяина можете не укрывать! Он будет не убит, а повешен!…

Я сам чувствовал страшную уверенность в своем голосе. Многие из гостей в замешательстве опустили не только щиты, но и мечи. Эстергазэ закричал еще громче, пытаясь перекричать, переломить, но голос сорвался на визг:

— Быстро убейте его!… Он один! Я орал, перекрывая шум и гам:

— Я что, дурак? Со мной три тысячи только рыцарей!… Камня на камне не оставим, если кто-то хоть пискнет!… Эй, Маздэй, Люберт, Альбрехт, Митчелл!

Они появились внизу, перекрывая выходы из зала, как будто выскочили из коробки: закованные в прекрасные доспехи, хорошо известные лорды, умелые вожаки рыцарских дружин, военачальники.

Я указал на толпу.

— Уничтожить всех, у кого меч в руке, а не в ножнах! Пленных не брать. Сегодня узнают, как выглядит Бог…

Саксон скомандовал:

— Лучники!… Арбалеты!… Пли!

На всех галереях поднялись десятки лучников и не меньше полусотни арбалетчиков. Оружие наготове, и не успели в зале понять, что же делать с обнаженными мечами, как засвистели стрелы. Зал наполнился криками, стонами, лязгом. Стальные болты пробивали металлические панцири, словно те из глины. Одни гости сгрудились в кучу, закрываясь стульями, пробовали организовать сопротивление, другие бросали мечи и падали ничком, надеясь, что потом не убьют.

Эстергазэ, ни секунды не колеблясь, в прыжке бросился в распахнутую дверь, откуда появился. Слуги шарахнулись, а он упал, красиво перекатился через голову, избегая арбалетных стрел, тут же исчез за стеной.

В зал ворвался яростно ревущий Митчелл, за ним Альбрехт, Растер, Маздэй, Люберт, только Саксон самоотверженно остался наверху руководить лучниками, хотя и понимал, что кто-то может намекнуть на его трусость.

Уцелевшие гости сомкнулись в круг и организовали оборону, но сверху прицельно бьют арбалеты, наши рыцари и рыцари братьев ломят и крушат противника, как солому, и вскоре гости побросали мечи, сдаваясь в плен.

Я сбежал вниз и ринулся по следу Эстергазэ. Бобик азартно понесся следом, обогнал, я прикрикнул, чтобы рядом, а то кто знает, какие ловушки могут ждать, эта сволочь очень уж не по-рыцарски расчетлива.

Коридор, где только что пронесся Эстергазэ, ошеломил скульптурами и барельефами. Ни единого свободного дюйма, даже на потолке нечеловеческие лица, морды, оскаленные пасти, мускулистые руки сжимают рукояти мечей и топоров. Даже чудовища держат мечи и топоры.

Я мчался, прикрикивая на Бобика, чтобы не обгонял, подошвы скользят по слишком гладкому, как лед, полу. Здесь барельефы заменены мозаикой, в глазах рябит от ярких красок. Четкость рисунков такова, словно цветные плитки размером с маковое зерно.

Из стены выплыла фигура, призрачная, полупрозрачная, пугающая, с растопыренными руками. Я пронесся мимо, мог бы и сквозь нее, но не стал рисковать: береженого Бог бережет, услышал впереди стук удаляющихся шагов, наддал, увидел спину убегающего Эстергазэ, я двигаюсь быстрее…

На стене напротив выросла четкая уродливая тень. Сердце затрепетало, прошло долгое мгновение, прежде чем я сообразил, что это от моих ног протянулись угольно-черные дорожки, переломились у основания стены и поднялись там жутким силуэтом с неимоверно расширенным телом и маленькой головой.

— Да пошла ты, — пробормотал я, дрожащие пальцы смахнули пот со лба, — к Шварцу, зараза…

Тень сдвинулась, повторяя мои движения, побежала по стене, я вздрогнул, услышав рядом рычание. Пес перебежал на другую сторону, встав между мной и стеной. Я пробежал стену, открылся второй коридор, и снова увидел спину удирающего, как заяц, несостоявшегося мужа… Сердце мое оборвалось: тень сошла со стены и зашагала, все так же повторяя мои движения.

Пес зарычал громче, шерсть вздыбилась. Я остановился, оцепенев, тень тоже остановилась. Я таращил на нее глаза, а тень, постояв мгновение, сама шагнула ко мне. Пес захрипел, давясь злобой. Тень протянула ко мне неимоверно длинные руки, Пес прыгнул и вцепился, а холодные эластичные пальцы сомкнулись на моем горле.

Я задыхался, ухватился за холодные скользкие руки и пытался оторвать от себя, но пальцы сжимались сильнее. В глазах потемнело, заблистали огоньки. Я все боролся, в ушах гремит грохот, слышу рычание, потом вдруг стало легче, я ощутил, что на горле у меня только пальцы одной руки. Кое-как отогнул, вторую руку перекусил Пес и вцепился тени в ногу.

Рука отросла у тени моментально, но теперь она обхватила пальцами Пса. Я услышал тяжелые хрипы Бобика, сдавленный визг.

— Да чтоб ты сдохла, тварь…

В озарении, я создал огонек и бросил в тень, а затем еще и еще. Огоньки прожигали дыры, те так и остались дырами, лохмотья тени не могут сомкнуться, вытесняя яркий свет.

Холод сотрясал мое тело, я создал еще с десяток огоньков, и тень сдалась, ошметки уползли, укатились по земле, словно тяжелая черная ртуть. Пес стоял на широко расставленных лапах, весь дрожит, из пасти течет слюна, дыхание сиплое, с хрипами.

Я поспешно обхватил обеими руками, сильный холод пронзил все тело. Пес вздрогнул, начал вылизывать мое лицо, а я подумал со страхом, что тень едва не задавила моего четвероногого друга и телохранителя.

Коридор вывел ко входу в башню. Я понесся по каменной лестнице наверх с разбегу, прыгал через три ступеньки, через две, потом бежал, не пропуская ни одной… и вдруг ступеньки впереди исчезли. Я задрал голову, гигантская каменная труба башни все так же поднимается ввысь еще этажа на три.

Я заколебался, что-то здесь не то, хотя, конечно, ступеньки вполне могли рухнуть еще сто лет назад. Пальцы уперлись в стену, головокружение нахлынуло короткое, но мощное. Перед глазами замелькало, словно кадры десяти фильмов, запущенных одновременно на один экран, я опустил взгляд…

…вот они, проклятые ступени! Чертов колдун сумел скрыть их заклятием, не видно даже в тепловом зрении, что и понятно, не видно в запаховом, что понятно тоже, но я их вижу, в и ж у!… Вот они, все такие же полупрозрачные, словно из тумана, ступить страшно, но и те, на которой стою и которые за спиной, — тоже клочья зыбкого облачка…