Ричард Длинные Руки - пфальцграф - Гай Юлий Орловский

— А что получится?

— Позвольте мне…

Он пошептал, сделал пассы, из сумки появился медный кувшинчик, а он, закрыв пальцами ноздри, осторожно вытащил пробку из дерева. Я на всякий случай задержал дыхание, а Миркус бросил кувшинчик на середину комнаты.

Все пятеро подпрыгнули на металлический звук, уставились на катящийся по полу неизвестно откуда появившийся предмет. Почти сразу трое, что были на ногах, медленно сползли по стенам на пол, а у сидящих головы упали на грудь.

— Здорово, — сказал я пораженно. — И долго они так?

— Около часа… Главное, потом никакой головной боли.

— Ну, главное не это, — проворчал я. — Слишком ты заботливый. Пацифист, наверное, латентный.

— Да, — ответил он смиренно, — не люблю резни.

— Я тоже, — сообщил я ему шепотом. — Предпочитаю вешать. Или, как наша святая церковь… без пролития крови.

Он содрогнулся, взгляд метнулся испуганный. Я пожалел о грубой шутке, добавил с улыбкой:

— Там, где будет моя власть, будут править законы. Никакого своеволия самодуров вроде меня!

Он слабо улыбнулся. Я начал тащить из-за пазухи веревку, но Миркус отворил дверцу в кладовку. В его руках появилась длинная лестница. Мы опустили ее в окно, я высунулся и помахал руками.

.Через пару минут лестница задрожала, показалось бледное, но решительное лицо Маздэя.

— Слава богу, — выдохнул он. — Мы чего только не думали…

— Залезайте, — распорядился я. — И запускайте лучников. У вас они, похоже, даже лучше, чем у окрестных лордов. По крайней мере, луки композитные.

Он протиснулся в окно, тяжело рухнул на пол и еще оттуда оглядел меня удивленно.

— Так это и есть ваши знаменитые доспехи?… Кстати, там к нам присоединились ваши рыцари. Оказывается, уже давно рыщут вокруг замка, выискивают, с какой стороны напасть.

— Как, — вырвалось у меня, — разве леди Беатрисса не велела всем оставаться в замке?

Он хмыкнул, посмотрел на меня с интересом.

— Велела. Но, наверное, в вас все-таки есть что-то стоящее…

— Откуда вдруг такие выводы?

— Даже часть ее вассалов после отъезда госпожи… передумала. И, наскоро собрав всех, кто был поблизости, двинулись сюда. А если так вам верны, то вы не самое мелкое, что есть на свете.

Я выпрямился во весь гигантский рост, посмотрел на него сверху вниз.

— Надеюсь.

Он высунулся в окно и прокричал трижды совой. В ответ донесся тоскливый волчий вой. Маздэй сказал быстро:

— Все в порядке. Вы уже разузнали, куда идти? Я кивнул на молчащего Миркуса.

— Вот он проведет. А я пока пройду вперед. Ждите сигнала. Не здесь, конечно!

Я крался по коридору, стараясь не топать, не шелестеть, ничего не задевать, именно по таким признакам и вылавливают невидимок. Челядь и немногочисленные стражи даже не глядели в мою сторону, но я все равно прижимался к стенам и время от времени, избегая столкновений, втискивался за статуи.

Попался богато одетый вельможа с обрюзгшим лицом и длинными висящими усами, что-то его насторожило, я замер, задержал дыхание. Нога моя зависла в воздухе, он остановился, ощупывая многочисленные амулеты на груди, буркнул что-то под нос и двинулся дальше.

Первый колдун попался внизу у лестницы, я чуть было не столкнулся с ним, когда он неожиданно появился из-за поворота. Я с грацией балерины отпрыгнул на цыпочках, чтобы не наткнулся, тут невидимость не поможет. Был опасный момент, когда колыхнулся воздух, а колдуны читают запахи так же хорошо, как и гончие псы, но колдун слишком устал и запыхался, поднимаясь по ступенькам, так что прошел мимо, сопя и отдуваясь.

Второй застыл в неподвижности на фоне гобелена и наблюдает за гостями, почти такой же незримый, как и я. Я тоже присматривался именно к гостям, изображающим броуновские частицы, и потому едва не натолкнулся на него, как муравей натыкается на засевшего в засаде муравьиного льва.

К счастью, я двигался все тем же лебединоозерным шагом, как Жизель какая, тут же пугливо замер, а колдун, высмотрев кого-то, пробормотал нечто и сделал два характерных движения руками, что есть пассы. Еще минуту понаблюдал, хмыкнул удовлетворенно, мол, сработало, неторопливо пошел вниз.

Я перевел дыхание и дальше пробирался, присматриваясь к каждой щели, тени, выступу, даже всматриваясь в цветные, шершавые и ячеистые запахи.

Третий колдун попался уже внизу, неторопливо шел навстречу. Я застыл, прижавшись к стене, а тот прошел мимо, только в лице его я уловил некоторое беспокойство. Он даже оглянулся на то место, где я все еще не двигаюсь. То ли дрожание воздуха от биения моего сердца, то ли запах иной, однако крики гостей, шум и голоса отвлекли. Ушел, а я долго еще стоял, удерживая сильнейшее сердцебиение.

Наконец, собравшись с духом, я двинулся между гостями, слугами. Иногда на меня наталкивались, в другой раз я не успевал увернуться, но обошлось, я выбрался на верхнюю галерею и узнал тот самый амфитеатр, в котором меня тогда поймал Эстергазэ.

Шесть длинных столов составлены буквой «П», блестят накрахмаленные белоснежные скатерти, сверкают серебряные ложки и ножи, посуда вся из чистого серебра, а на головном столе, что чуть выше остальных, — золотые тарелки, золотые кубки и, конечно, золотые ложки и ножи.

Слуги заходят длинной цепочкой, расставляют блюда с холодными паштетами и мясными салатами. За ними неотрывно следят трое распорядителей — огромные и страшные. Похоже, следят не за порядком подачи блюд, а чтоб слуги не разворовали серебро и золото. Видимо, магия не всесильна.

Барон Эстергазэ вошел под звуки фанфар, остановился в дверях, давая возможность полюбоваться им и его женой, которую крепко держит под руку. Впервые отказавшись от упрощенной одежды, он сейчас в шелковом полукафтане, что вошел в моду всего пару лет тому, с оторочкой внизу и по краям, на груди вышиты золотыми нитями вздыбленные львы. Особенно красиво смотрятся брюки; одна штанина красная, другая — синяя, а верх вообще в клеточку, словно шахматная доска или конская попона.

Сапоги высокие, из прекрасно выделанной кожи, с двойной подошвой, с небольшими каблуками, на которых позвякивают рыцарские шпоры. Широкий пояс с блестящими бляхами — красный, как и сапоги, прекрасно гармонируют друг с другом, на поясе небольшой короткий меч в черных ножнах с золотыми накладками.

Но я скользнул по нему лишь коротким взглядом, мгновенно ухватив все мелочи, и жадно всматривался в бледное изнуренное лицо Беатриссы. Смотрит прямо перед собой, ничего не видя, даже не улыбается милостиво на поздравления и шутки гостей. Фиолетовые глаза потемнели, губы плотно сжаты, скулы заострились. Я приблизил ее лицо до предела и, превозмогая головокружение, жадно всматривался в бесконечно дорогие черты, мысленно целовал глаза, губы, щеки, шептал на ухо, что сейчас все кончится. Потерпи, любимая! Этот твой муж, кем нарек священник этого человека, не доживет до брачной ночи.