Stabat Mater - Руслан Козлов

– А почему вы расстались?

– Я решила, что так будет лучше – без него…

– Кому будет лучше?

Ох, вот это по-настоящему убийственный вопрос!

– Мне будет лучше… – Я поймала себя на том, что тоже отвожу глаза. – Но тогда я думала, что и тебе будет лучше, – добавила я и тут же обожглась стыдом: вру, ничего я тогда про Алькину будущую жизнь не думала!

– Вы поссорились с папой? – Алька как будто старался помочь мне, оправдать меня. – Он сделал что-то плохое?..

– Нет, Алька. Он не делал ничего плохого, – сказала я так тихо, словно кто-то мог нас услышать, хотя в палате мы были вдвоем…

– Тогда почему?..

Ах, если бы передо мной был не Алька, а кто-то другой! Я имела бы право сказать: «Прости, не хочу об этом говорить». Но с Алькой у меня не было такого права. И даже не было права перенести этот разговор на будущее – когда он повзрослеет, перерастет детское черно-белое восприятие, начнет понимать, как сложно все бывает… И вот, думая, что ему ответить, я вспомнила человека – светловолосого, с такими же, как у Альки, прозрачными, бездонными глазами, стоящего передо мной на коленях у распахнутой двери и твердившего «не уходи»… Он был единственным в моей жизни, кто встал передо мной на колени. А во мне не было ни капли сострадания, только досада и неприязнь. Меня мучил токсикоз, и надо было не показать этому человеку, что мне плохо, не допустить и намека на то, что я беременна. И я кляла себя за то, что вообще приехала к нему для этого прощального разговора, ведь могла просто эсэмэску кинуть… Но сейчас понимаю, что это был мой единственный человеческий поступок в той стыдной, холодной, злой истории.

– Тогда почему? – повторил Алька.

– Потому что я не любила его и не хотела, чтобы у нас была семья…

Я смотрела на Альку в смятении, не знала, как уйти от этого разговора. Не могла же я рассказать, что это была не просто история неудачной любви, а разработанная мной «операция по производству Альки», для которой я искала подходящего… подходящего кандидата – не из моего круга и подальше от Москвы, потому что ему надлежало, выполнив свою функцию, навсегда исчезнуть из моей жизни. Искала, но никак не находила и даже уже начала думать, как преодолеть отвращение к холодильникам – хранилищам спермы и к зачатию из пипетки. А потом случайно встретила мужчину с прозрачными глазами – экскурсовода и научного сотрудника из музея-усадьбы в Пушкинских Горах. И даже это место – возможно, самое романтичное место на свете – не добавило в мой ледяной план ни грамма романтики и человечности. И Алькин отец так и не узнал ни моего настоящего имени, ни адреса, ни номера телефона, и если он все же пытался искать меня, то шел по ложному запутанному следу…

И еще был очень скверный момент, когда я уезжала из Тригорского после прощального свидания с Алькиным отцом. В такси меня жутко мутило, а телефон в моей сумке разрывался от звонков. И это мог звонить только он, потому что в телефоне была временная симка – для его звонков. И в злом раздражении я схватила телефон и швырнула из окна машины. А потом подняла глаза и вдруг увидела, что бросила телефон прямо к открытым воротам сельского кладбища, и, уезжая, слышала, как он все звонит и звонит… И, может быть, уже тогда я все испортила…

Через семь лет, когда я добралась до уровня «публичной персоны», я все боялась, что Алькин отец увидит меня где-нибудь в новостях, узнает и объявится. Но он не объявился. А я не пыталась навести о нем справки, уверяя себя, что у него теперь семья, тихая и счастливая жизнь в самом романтичном уголке на свете – где я промелькнула холодной тенью, где была и навсегда осталась чужой.

…В страхе жду следующего Алькиного вопроса и догадываюсь – что это будет за вопрос.

– Ма, почему же он все-таки не пришел? Он не знает, что я заболел?

– Ох, Алька… Он вообще не знает о тебе, не знает, что ты есть…

– Мама…

Кажется, он хотел еще что-то сказать, но замолчал и смотрел своими прозрачными глазами, и я увидела, что они, как слезами, наполняются отчаянием.

– Мама, почему мне больно?

– Не знаю, мой хороший, не знаю… Но знаю, что теперь буду с тобой и буду помогать тебе. И вот нас уже трое – ты, я и твой ангел… И еще Вероника…

– И еще отец Глеб… – подсказал Алька.

– Да, и еще отец Глеб. И Дина Маратовна… Видишь – как нас много. И мы все хотим, чтоб тебе не было больно…

– А если я все-таки умру? – Он все смотрел и смотрел, не моргая, не отпуская моих глаз.

– Не бойся. Ничего не бойся. Ничего плохого не будет. – Я не прятала от него слез, мне казалось, эти слезы даже важнее слов. – Не бойся, Алька… Помнишь – тебе снились страшные сны, и я смогла помочь тебе. Я и сейчас смогу. Мы – сможем…

Кажется, именно в этот момент в палату вошла Дина Маратовна. По ее встревоженному лицу я поняла – что-то неладно. Мы отошли подальше от Алькиной кровати, и Дина Маратовна тихо сказала:

– Ника пропала.

– Как это? Что значит «пропала»?

– Какие-то типы вошли в хоспис, схватили ее и утащили.

– Какие еще типы? Полицейские? Нацгвардейцы?

– Нет, какие-то в штатском. Одного я видела – молодой, усатый, вроде модный такой…

– Что за бред!..

– Тот тип сказал, что он следователь и хочет спросить Нику о чем-то… А прямо за дверью ее схватили и утащили силой. Я сразу стала ей звонить – она не ответила. А потом ее телефон выключился. Слава и Яков Романович сейчас пошли к оцеплению, хотят расспросить того майора с мегафоном – не знает ли он, что это были за типы.

– Если это арест… Так, погодите. Сейчас соображу, кому можно позвонить…

И тут из простой тревоги за Веронику вылез ужас: как же так – значит, я осталась без ее помощи? Мы с Алькой остались без ее помощи!..

Я выхватила телефон из сумки, стала искать номер замминистра МВД, который пару раз помогал мне в чем-то незначительном. Встретилась с тревожным взглядом Альки.

– Мама, что-то случилось?

– Нет, сынок. Просто надо позвонить.

Нашла номер, стала набирать, и тут выскочила надпись: «Нет сети».

Увидела, что Дина Маратовна озабоченно роется в своем телефоне и бормочет:

– Сеть пропала. Странно. И интернет не грузится.

И тогда я подумала, что нас, скорее всего, заблокировали извне.

Я подошла к окну и наглухо задернула шторы.

– Дина Маратовна, пожалуйста, проверьте, работает ли городской телефон. И пусть всем передадут, чтобы задернули шторы на всех окнах.

– Смотрите! Да что же это?.. – Дина Маратовна показывала на Алькин монитор. Только что на нем светились цифры, но теперь экран был черным.

Дина Маратовна выбежала из палаты, а я вернулась на табурет у Алькиной кровати. Мне показалось, Алька спит. Он уже несколько раз засыпал вот так внезапно, иногда – на полуслове…