Тайна Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Все продолжали ждать, вытянувшись неподвижно.

– Генри Стюарт, лорд Дарнли, выйдите вперед! – Ее голос эхом отдавался под высокими сводами часовни.

Из тени в задних рядах появилась высокая, облаченная в синий бархат фигура и двинулась по центральному проходу. Дарнли остановился перед королевой. В течение бесконечно долгого момента они стояли рядом, глядя друг другу в глаза. Все присутствующие видели, что выражали их взгляды: желание и твердую цель. Затем он преклонил колени перед ней, и его новые кожаные сапоги скрипнули, обратив блестящие подковки к зрителям.

– Произнесите вашу клятву, – велела она.

– Я буду всеми силами защищать христианскую веру, – громко произнес он. – Я буду предан моему монарху, королеве Шотландии, и ее преемникам. Я клянусь всецело посвятить себя рыцарскому служению. Каждый раз, когда я услышу об убийцах, грабителях или ворах, угнетающих народ, то приложу все силы к тому, чтобы они понесли должное наказание. Я никогда не оставлю свою королеву, господина или товарища по несчастью в час нужды. Клянусь укреплять, поддерживать и защищать благородный рыцарский орден, от которого готов получить коня, оружие и рыцарское одеяние. Я никогда не замыслю измены против королевы, но сообщу ей о любой измене или злоумышлении против нее. С Божьей помощью и моей собственной рукой, клянусь в этом на Святом Евангелии.

– Аминь, – промолвила Мария. Она наклонилась, приподняла свое платье и отстегнула золотые шпоры. Потом она подняла их и вручила рыцарю, стоявшему перед ней.

– Наденьте их, – сказала Мария. Она взяла меч, принадлежавший ее отцу, и поочередно прикоснулась к его плечам. – Именую сэром Генри.

Он немного отступил, и его шпоры звякнули на узких лодыжках.

– Провозглашаю лордом Ардманаха, бароном и пэром парламента.

Он слегка наклонил голову.

– И наконец, провозглашаю графом Россом.

Почти неслышный общий вздох прозвучал громче, чем любые восклицания. Титул графа Росса был королевским титулом, который мог носить лишь шотландский принц.

Он снова преклонил колени.

– Я буду верен моей госпоже, королеве Шотландии, буду хранить и защищать особу Ее Величества, а также ее королевство, права и законы всеми своими силами. Да будет мне в том порукой Господь, Святое Евангелие и моя собственная рука.

Она разрешила ему встать и сделала знак слуге, который принес пояс и меч на бархатной подушке.

– Пояс вашего титула, – сказала она и застегнула пряжку на его талии. – Теперь, лорд Росс, повелеваю вам исполнить ваши обязанности и облечь кандидатов рыцарскими полномочиями ордена Чертополоха.

Когда Мария вышла из часовни на улицу, где ярко сияло майское солнце, то увидела Трокмортона, с озабоченным видом стоявшего у прохода в Большой зал, где уже накрывали столы для торжественной трапезы.

– У вас грустный вид, – сказала она, приблизившись к нему.

– Граф Росс – королевский титул, – пробормотал Трокмортон.

– В жилах лорда Дарнли течет королевская кровь, не так ли?

– Что более важно, несмотря на благородные заверения в его преданности, принятие шотландского титула и назначение в парламент Шотландии равнозначно отказу от верности его собственной стране, Англии, и его собственному монарху, королеве Елизавете. Поклявшись в верности вам, он предал свою королеву.

– Отчего же? Я не призывала его отречься от нее.

– Человек может иметь только одного монарха, Ваше Величество. Тот, кто с легкостью изменяет своему господину сегодня, может снова изменить завтра. Берегитесь!

Трокмортон выглядел сильно расстроенным – то ли из-за ее невежества, то ли из-за скрытого обвинения в вероломстве. Это уязвило Марию.

– Ваша госпожа меняет свое мнение под стать своим нарядам. Каждый день она провозглашает что-то другое и обещает что-то новое, а потом берет свои слова обратно! – воскликнула она.

– Но ее рыцари и придворные непоколебимо верны ей, – возразил Трокмортон. – У нее не бывает лживых слуг и членов Совета. А Дарнли, однажды переметнувшись на другую сторону, может сделать это снова. Я…

– Я еще не присвоила ему титул герцога Олбанского, самый высокий из всех, – перебила Мария. – Я собираюсь подождать известий от вашей королевы, прежде чем принимать следующее решение. Мне хочется выказать ей уважение и дать возможность в конце концов благословить этот брак. Как видите, я веду себя благоразумно и собираюсь продолжать в том же духе. Приятного дня. – Она вскинула голову и, подхватив свою зеленую бархатную мантию, направилась в зал, где собрались ее рыцари.

* * *

Мария сидела на высоком табурете и держала в руке зеркало в оправе из слоновой кости. В тусклом отражении – даже при свете из открытого окна – она не могла четко разобрать черты своего лица. Она пристально смотрела себе в глаза, изучая их выражение. Но все, что она могла видеть, – саму себя, глядевшую в зеркало.

Изменилась ли она? Она чувствовала себя иначе и гадала, заметно ли это для окружающих. Поэты говорили о любви, сияющей в глазах человека и преображающей его черты. Тем не менее внешне она оставалась неизменной.

Она посмотрела на свои уши с тяжелыми серьгами – подарком от Дарнли. Серьги были украшены сапфирами, алмазами и замысловатой метафорической надписью о семьях, наследниках, надеждах и судьбе.

– Но нам не нужны символы, – сказал он, склонив русую голову и целуя ее грудь. – Никакие символы не сравнятся с тем, что находится у меня перед глазами.

Потом он…

Мария почувствовала, что краснеет при мысли об этом, но в следующий момент Фламина распахнула дверь и подошла к ней.

– Письмо из Франции, – сказала она и протянула пакет своей госпоже.

Письмо было тяжелым, и Мария узнала печать кардинала. Слава богу! Это был ее дядя, чье мнение и совет были так важны для нее в эти беспокойные времена. Она несколько недель ждала его ответа.

– Спасибо, – сказала она и сломала толстую печать из оранжевого сургуча.

«Дорогая племянница и сестра во Христе…»

Да, да.

«Мы получили известие о вашем расположении к лорду Дарнли, принцу крови, которого мы имели возможность видеть на отдыхе во время его визитов во Францию в разное время. Нам хорошо известно о его родословной, приятной внешности и других похвальных качествах…»

Она закрыла письмо и прижала письмо к груди. О Боже, благодарю Тебя! Потом она снова вернулась к чтению:

«Дитя мое, если бы не моя глубокая любовь к тебе и забота о твоем будущем в качестве твоего дяди и пастыря во Христе, то я бы воздержался от замечаний. Но я обязан высказаться. Без особых подробностей (хотя их были сотни, замеченных во время его пребывания здесь, вдали от сдерживающего влияния его матери) я должен сказать, что, по моему мнению, он – un gentil hutaudeau, высокородный тщеславный пижон, слабовольный юнец, который держится на плаву лишь благодаря доблести своих предков и их титулам. Но эти титулы и почести были получены давно почившими предками от старинных монархов. Живые должны оценивать живущих, и, увы, ныне здравствующий отпрыск рода Дарнли недостоин тебя. Умоляю, огради себя от…»