Тактика победы - Михаил Кутузов

Нет ничего неприятнее для генерала, подчиненного другому, как иметь начальником человека безрассудного и боязливого; уж лучше начальнику быть менее талантливым, но непременно более предприимчивым.

Я никогда не страдал так нравственно, как в конце этой кампании. Кутузов заставлял меня сожалеть о кн. Багратионе и даже о гр. Каменском, хотя он был умнее первого и талантливее второго.

Через три-четыре дня после этого дела турки выстроили еще один редут перед своим левым флангом. Эти два редута прекрасно защищали не только их лагерь от каких-либо нападений, но даже и фураж, которым теперь они могли пользоваться как между редутами, так и около большого укрепления.

Генерал Турчанинов доказал нам, что производство набега на ту сторону Дуная не только возможно, но даже можно рассчитывать и на полный успех. Сам он стоял в Турно, имея пред собой турецкий отряд в 400 человек. Сначала этим отрядом командовал Гийж-ага, племянник визиря, убитый 5 сентября, а затем начальство над отрядом принял предводитель разбойничьей банды, составивший себе репутацию храбростью; впрочем, все его подвиги заключались лишь в том, что он, находясь в редуте, построенном против редута Турчанинова, что при устье р. Ольты, в продолжение дня раз 200 или 300 стрелял из орудий.

15 сентября Турчанинов перешел Дунай в 5-ти верстах ниже Никополя, у с. Муссели, и разрушил довольно значительные магазины турок, при этом разбил и турецкий отряд в 400 человек, охранявших их; из них до 100 человек легло убитыми и очень много попало в плен. Покончив с этим делом, Турчанинов преспокойно вернулся через Никополь в Турно. Вскоре после этого лагерь турок стал заметно уменьшаться и совсем исчез.

При нападении в отряде Турчанинова находились 50 человек Олонуцкого полка, 50 казаков и 50 арнаутов. Он вовсе не обращался к Кутузову за разрешением этого набега, так как был уверен, что не получит его.

Чтобы отнять у турок всякое желание проникнуть в с. Мальки через наш правый фланг и разорить эту деревню, которая была для нас единственным источником фуражирования, я построил 4 редута, из коих последний был самый маленький, но зато и самый полезный; он был построен на возвышенности, в 250 саж. от Дуная.

Из этого редута я сделал настоящую крепость и поставил туда 10 орудий. Возвышенность была покрыта кустарниками и прекрасной травой, весьма заманчивой для турецкой конницы, которая уже давно израсходовала свои запасы фуража и питалась только травой, находившейся около их лагеря.

Эти вновь построенные редуты привели турок в полное отчаяние, и они хотели уничтожить мою маленькую крепость, построив новый редут в 200 саж. от нашего, а также выставив батарею на правом берегу Дуная, с орудиями большого калибра. Но, видя, что огонь их мало нас беспокоит, решили окружить наш холм редутами и затем атаковать его.

В этом деле мы потеряли 80 человек, из которых нам особенно пришлось сожалеть о майоре Выборгского полка Змееве, командовавшем нашими стрелками. Он всегда отличался мужеством и храбростью и, по своей постоянной неустрашимости, кинулся в самую середину сражающихся у Дуная и здесь был сильно ранен, исколот штыками и взят в плен вместе с другим офицером и 30-ю солдатами. Он был отведен к визирю, который его хорошо принял и приказал его лечить и ухаживать за ним, а также и за его товарищами по несчастью. Как бы поступили у нас при подобных обстоятельствах?

23 сентября турки имели дерзость среди дня построить редут на берегу Дуная, в 600 шагах от нашего и в 300 от моей крепости, скрытой кустарником. Я известил об этом Кутузова и, не ожидая уже от него приказаний (как наученный опытом), сам отдал приказ генералу Булатову снести этот редут.

Майор Дренякин с 7-м егерским полком и майор Бугнигский с 300 солдат Архангелогородского и Старооскольского полков живо снесли его ударом в штыки, а в то же время Сысоев с казаками, гр. Мантейфель с Петербургскими драгунами и генерал Ланской с Белорусскими гусарами блестящим образом атаковали турецкую конницу.

Этим днем гр. Мантейфель совершенно искупил все свои слабости и ошибки в Рущукском сражении, а Белорусский гусарский полк вернул себе снова свою прежнюю репутацию. В этом деле, где все наши войска блестяще вели себя, мы потеряли 400 человек, потери же турок были весьма значительны, одних албанцев погибло в редуте и потоплено в Дунае до 700 чел. Полученная нами добыча была весьма значительна.

Ночью, чтобы сменить сражавшиеся войска, для охранения берега Дуная я послал Белостокский полк. По несчастной случайности патруль наших егерей заблудился и, приняв Белостокский полк за неприятеля, начал стрелять по нему. Эта страшная ошибка была сейчас же замечена офицером, и огонь был остановлен, но жертвой этого заблуждения было 16 убитых солдат со своим командиром полка генералом Гинкулем.

Человек лет 50, постоянно служивший или комендантом или плац-майором, но никогда не бывавший в боях, Гинкуль только накануне прибыл в полк и радовался, что может приобрести опытность в военном деле, но учиться было уже поздно. Одна из пуль попала ему в сердце.

После дела я велел построить еще одно сильное укрепление на Дунае и этим отнял у турок всякую возможность добывать себе фураж.

Пленные и дезертиры турки решительно объявили нам, что они терпят во всем лишения и что вообще они недовольны своим положением. Визирь их удерживал силою на левом берегу Дуная, так как через дезертирство он потерял чуть не половину своей армии. Вообще, у турок мало отдельных дезертиров и недругов[128], но паши и аги, имеющие свои собственные войска, теряют целые банды, которые уходят от них, когда к тому представляется удобный случай или когда климат делается для них слишком суровым.

Мухтар и Делли-паши, имевшие в нашей кампании 12 000 албанцев, не сохранили у себя и 2500 человек, из которых они потеряли большую часть 23 сентября[129]. Эти два паши, которых визирь никак не мог принудить перейти на левый берег Дуная, расположились около Рущука только с 300 человек, были вынуждены отдать визирю всех остальных своих людей.

У визиря осталось только 15 тысяч, из которых 3500 было конницы, лошади которой были очень худы и изнурены.

Не проходило ни одного дня без того, чтобы у нас не происходило боя или перестрелки, так что мы смело можем сказать, что мы сражались с самого перехода турок через Дунай до их сдачи – словом, 94 дня подряд.

Хотя все это время мы были на биваках и почти всегда находились под ружьем, у нас было мало больных, в войска даже присылали на поправку значительное число выздоравливающих из госпиталей. Никогда, кажется, наших солдат так хорошо не кормили, не берегли и не утомляли, как во времена Кутузова. Благосостоянию также много содействовала и погода, так как ужасающая жара, бывшая роковой для наших войск, сильно уменьшилась.