Русь меж двух огней – против Батыя и "псов-рыцарей" - Михаил Елисеев

Единственным местом, куда мог направиться Даниил Романович, была Польша, там можно было попытаться узнать о своей семье, и невзирая на то, что монголы уже топтали копытами своих коней земли польских князей, он прибыл в Сандомир. Здесь он и узнал о жене и детях — накануне вторжения монголов на Волынь им удалось уйти в Польшу, а потому князь немедленно бросился на их поиски. В итоге они увенчались успехом, и Даниил, не желая больше подвергать близких опасности, явился к своему союзнику, мазовецкому князю Болеславу, который выделил ему в кормление Вышгород. Там галицкий князь и переждал благополучно нашествие, а когда орда двинулась на закатные страны, он вместе с братом Васильком решает вернуться на Русь.

* * *

Возвращение было страшным — князю казалось, что он вернулся на огромное пепелище, чтобы править мертвыми. Мало того, посчитав, что он предал свой народ, города отказывались открывать перед ним ворота и признавать своим властелином. «Вернулся Даниил в свою землю и пришел к городу Дорогичину, и захотел войти в город, но ему заявили: «Не войдешь ты в город». Тогда он сказал: «Это был наш город и отцов наших, а вы не позволяете мне войти в него». И ушел он, думая так» (Галицко-Волынская летопись). Чтобы сразу покарать непокорных, у князя не было сил, а потому он занялся тем, что в первую очередь требовало его внимания, — восстановлением страны. Похоронить павших, вернуть тех, кто разбежался по лесам, спасаясь от нашествия, начать поднимать из руин города, восстанавливать сожженные села и погосты — вот чем занялся в первую очередь князь Даниил. Столицу княжества, поскольку Владимир и Галич монголы практически сровняли с землей, он перенес в Холм, который устоял перед Батыем, а вскоре из Венгрии вернулся и его сын Лев.

Потихоньку на Русь возвращались и другие князья — в частности, Михаил Всеволодович и его сын Ростислав, который пришел в Чернигов и увидел, что город практически не существует. Что касается его отца, то князь Михаил вновь объявил себя князем Киевским и вернулся в город, но то, что он там застал, повергло его в шок. Восстановлением бывшей столицы Руси он не занимался, жил на острове под Киевом и выжидал, как дальше развернутся события. Южная Русь лежала в руинах, а Юго-Западная начинала медленно подниматься из пепла — но Даниилу Галицкому приходилось постоянно оглядываться на Запад, ожидая от своих соседей удара в спину. Он давно уже знал о том, что, пользуясь военным разгромом Руси монголами, на северо-западе перешли в наступление крестоносцы, и судьба страны повисла на волоске.

А на волость Новгородьскую наидоша Литва, Немци, Чудь, и поимаща по Луге вси кони и скот, и нелзе бяше орати по селом и нечимь.

Новгородская I летопись

В самом начале осени 1240 года войска Ливонского ордена начали наступление на северо-западные границы Руси и после яростного штурма захватили крепость Изборск. Момент, который выбрало немецкое командование для похода на русские земли, казалось, подходил им идеально — Северо-Восточная Русь только-только начала оправляться от Батыева погрома, состояние ее вооруженных сил оставляло желать лучшего, и самое главное, что в Новгороде не было князя. Дело в том, что вскоре после битвы на Неве Александр крепко разругался с правящей верхушкой Господина Великого и, устав от их смут и козней, плюнул на все и уехал к себе в Переславль-Залесский. Там и отдыхал князь от трудов ратных и дел государственных, а в это время на новгородской западной границе начал заниматься страшный пожар.

Войны новгородцев со шведами и немцами

Настроения, которые царили на Западе по поводу походов на Восток, были явно шапкозакидательские, что через несколько лет и зафиксировал Рурбук. «За Руссией, к северу, находится Пруссия, которую недавно покорили всю братья Тевтонского ордена, и, разумеется, они легко покорили бы Руссию, если бы принялись за это». Судя по всему, автор подобного замечания даже не удосужился напрячь свою память, чтобы вспомнить все неудачи, которые преследовали его единоверцев во время этого мероприятия, а вот общий настрой, царивший в определенных кругах, передал верно. Немецкие источники прямо указывают, что инициатором похода был епископ Дерпта, бывшего Юрьева, Герман — вряд ли такое мероприятие вообще могло состояться, если бы этот город по-прежнему оставался под русским контролем. Мало того, вместе с немцами шел Ярослав Владимирович, бывший псковский князь, которого жители города в 1233 году выдворили вон за прозападные настроения. Этот баламут, сын псковского князя Владимира Мстиславича, приходился племянником Мстиславу Удатному, а яблоко от яблони, как известно, падает недалеко. Таким образом, советник у рыцарей был превосходный, который не только разбирался в географии родного края, но и был в курсе всех политических веяний в регионе. Скорее всего, и во взятии Изборска этот персонаж сыграл немалую роль, поскольку, с одной стороны, получалось, что немцы просто восстанавливают справедливость, возвращая псковский престол несправедливо обиженному. В «Ливонской рифмованной хронике» князь Ярослав назван Герпольтом, и судя по всему, именно с ним руководство ордена связывало определенные надежды.

Итак, рыцари захватили Изборск, Ярослав Владимирович в нем утвердился, а вот для простых жителей это имело самые трагические последствия, о чем та же «Ливонская рифмованная хроника» и сообщила.

Пошли на них русских приступом,

захватили у них замок.

Этот замок назывался Изборск.

Ни одному русскому не дали

уйти невредимым.

Кто защищался,

тот был взят в плен или убит.

Слышны были крики и причитания

в той земле повсюду,

начался великий плач

Картина налицо — не успела еще остыть на улицах кровь защитников крепости, а господа с Запада уже начали устанавливать свой знаменитый немецкий порядок, полностью уничтожая то, что не вписывалось в его рамки. Ну а дальше — накрепко окопаться в Изборске, так, чтобы выбить их оттуда было уже невозможно, и лишь после этого уже развивать дальнейшее наступление на Псков. И вот тут роль князя Ярослава Владимировича возрастала необычайно, поскольку в этом древнем городе у него оставались довольно обширные связи. Но пока рыцари укреплялись в Изборске, в Пскове тоже быстро сообразили, что к чему, и, понимая, что потом выбить немца будет гораздо труднее, быстро собрали ополчение и выступили в поход. Решение в принципе было правильным, только вот то, как оно было организовано, оставляло желать лучшего, поскольку действия псковских воевод даже отдаленно не напоминали действия князя Александра на Неве или Даниила Галицкого под Дрогичином. В I Новгородской летописи недаром указывается, что «выидоша пльсковичи вси» — рать явно собралась немалая, да и вооружена была добротно, о чем свидетельствует «Ливонская рифмованная хроника»: «многие были в блестящей броне; их шлемы сияли, как стекло. С ними было много стрелков». Вероятно, псковская рать просто не выдержала лобового столкновения с рыцарями и была разбита на части, а затем разгромлена. Потери русских были страшные — согласно «Ливонской рифмованной хронике», пало 800 бойцов, а I Псковская летопись называет цифру в 600 воинов вместе с командующим. С грустью напишет об этих кровавых событиях летописец: «Ту же убиша Гаврила Горислалича воеводу; а пльсковичь гоняче, много побиша, а инех руками изъимаша» (Новгородская I летопись). Птица счастья сама летела германцам в руки, и не воспользоваться этой удачей было бы с их стороны преступлением, а потому братья-рыцари выхватили из ножен мечи и двинулись на Псков, пока там не успели оправиться от сокрушительного поражения.