Гиперборей - Юрий Никитин

— Не знаю... Не знала, что меня, княгиню, будутистязать, чтобы проверить мои слова.

Твердислав прорычал:

— Для меня есть только мои люди! Враги прут со всехсторон. Если себя не щажу, троих сыновей послал на смерть, так буду ли щадитьчужих? Мне сообщили эти неизвестные, что вы — враги! Опасные враги.

— Враги, — повторила Умила тусклым голосом. Онавзяла Игоря на колени, тот сразу свернулся калачиком и заснул. — Все ливраги?.. Мы тоже так думали, пока святой пещерник не объяснил, что деремся межсобой, а настоящие враги тем временем уже подбираются к нашим землям.

Рудый подмигнул Олегу. Тот ощупывал железную решетку,стараясь не высовывать голову в окно. Твердислав сидел к ним спиной, но пустьих пока что не видят и женщины.

Донесся злой голос князя:

— Для меня все враги — настоящие! Почему в мои земливторгаются? Почему уже сейчас здесь его воевода Рудый? Он опаснее всего войскатвоего мужа. Где он, там и смута!

Рудый победно выпятил грудь. Олег щупал ставни, твердые, каккамень, обе створки замкнуты на пудовый замок. Рудый, глядя на него,обрадовался, словно боевой конь, завидевший отборный овес. Олег пыталсясосредоточиться, хотя нелегко собрать внимание, когда висишь, будто муха настене, цепляешься только кончиками пальцев рук и ног, а внизу с топотом носятсяошалелые стражи, надрывно лают псы, а тут еще этот Рудый... Вдруг рука внезапновцепилась Олегу в плечо:

— Эй, не спи! Нашел, где спать. Я есть хочу кудабольше, чем ты спать, но терплю же!

Олег тряхнул головой, возвращаясь в этот мир. Его пальцыскользнули под железный панцирь. У Рудого расширились глаза: штырь с легкимскрипом уже вылезал из стены.

— Сорвать ставни? — понял Рудый. — Давай,попробую замок. Нет на свете такого замка...

— Есть.

— Тогда ты пошепчи...

— Я открывал не чарами.

— Чего тогда Твердислав все на меня валит? В тихойпещере...

Олег быстро пригнулся, судорожным движением отодвинулся,едва не сорвавшись со скользкого бревна. Светлую щель между ставнями закрылатень, густой голос прогудел с сильным пришепетыванием:

— Не-е-е, княше... Во двоше ишут. Еще не пымали,видать.

Олег выждал, снова медленно потянул штырь. Рудый шепнул:

— А если сорвать замок? Это легче. Даже я смог бы, еслибы пообедал.

— Замок зачарован. Про нас узнают не только местныеволхвы — с ними справимся, но и заморские. И Семеро Тайных наверняка.

На его лбу заблестели крупные капли пота. Рудый невольнонапрягался, задерживая дыхание, словно помогал. Внезапно раздался сильныйскрип. Рудый похолодел, а в палате стало тихо, как на реке подо льдом.

Уже не таясь, Олег резко рванул ставню, выдрал с мясом,ринулся в окно головой вперед. Он упал на каменный пол, перекувыркнулся, ударилнабегающего Листа кулаком справа в лицо, в один громадный прыжок очутился передТвердиславом. Князь с выпученными глазами поднимался с трона, его рука словносама по себе молниеносно выдернула меч. Олег быстро уклонился от сверкнувшеголезвия, ударил локтем, меч запрыгал по дощатому полу. Другой рукой Олег стиснулгорло князя, тот едва успел набрать в грудь воздуха для вопля.

Рудый, перекатившись через голову, вскочил на ноги, сорвалсо стены факел и быстро затоптал. Гульча, как кошка, прыгнула к мечуТвердислава, подхватила его и быстро-быстро спросила:

— Олег, что делать? Говори, что делать?

— Свяжи Листа, — бросил Олег через плечо. —Сейчас очнется.

Гульча сорвала с воеводы перевязь, быстро и очень тугостянула ему руки, каким-то шнуром связала ноги, а рот заткнула скатертью. Ееруки дрожали, она сказала потрясенно:

— Боги, ты не мог ударить слева?.. Теперь выплюнулпоследние зубы и с правой стороны!

— Он сам забежал с правой, — буркнул Олег.

Рудый сказал одобрительно:

— Сильная подруга... Когда захочешь каких-нибудьперемен, помни — я на тыщу лет моложе!

Гульча негодующе сверкнула глазами, на ее языке вертелось,что Рудый на столько или даже во столько раз дурнее. Однако Рудый заранее зналколкие ответы, он повернулся спиной и преувеличенно почтительно помогалпотрясенной Умиле подняться со скамьи. Лицо и руки Рудого были в копоти,бесстыжие глаза блестели. Олег подтащил Твердислава к двери, прислушался.Слышны были только сипы в перехваченном горле князя, за дверью протопалиподкованные сапоги.

— Пронесло, — заявил Рудый победоносно. — Тутодни свиньи: на небо смотрят, когда их смалят. Не раньше.

Твердислав протестующе дернулся. Олег сильнее сжал пальцы.Лицо князя потемнело, глаза выпучились, как у огромной жабы. Умила началавсхлипывать, Гульча мигом очутилась рядом, тряхнула за плечо:

— Прекрати! Снизу не увидели, что ставни сорваны,теперь не узрят вовсе — Рудый загасил факелы. Но могут услышать стражи задверью. Ревешь, как обиженная корова!

Умила еще несколько раз всхлипнула, умолкла. Рудыйвосхищенно покачал головой:

— Настоящая подруга! Для такого молодца, как я. Гульча,не спорь — от судьбы не уйдешь... Пусть поплачет. Чем громче — тем лучше. Стражирешат, что Твердислав уже приступил к пыткам.

Олег подтащил князя к трону, сел рядом с ним, держа пальцына горле. Твердислав даже не пытался хватать его за пальцы, сник.

Олег сказал убеждающе:

— Твердислав, мы пришли за своими женщинами. Тебе ничегоне грозит, твои воеводы целы. Листа убивать не будем, жаль хорошего воителя. Тытоже останешься цел, если по дурости не воспротивишься.

Твердислав смотрел рачьими глазами, не шевелился, ибо прикаждом движении пальцы чудовища сжимались. Лицо Твердислава было багровым досиневы.

— Это Умила, жена Рюрика, — сказал Олег. —Это Гульча — дочь восточного кагана. Думал, служанка? Нет, ты захватил знатныхлиц. Но это обернулось бедой.

Все глаза были на нем, даже Лист пришел в себя: подергался впутах, теперь лежал неподвижно, прожигал взглядом Олега. Изо рта воеводынепрерывной струйкой сбегала темно-красная кровь, несла крупные, как послеливня, пузыри.

— Сейчас двое наших в твоей спальне, — проговорилОлег медленно, вслушиваясь в жилку под пальцами, что вдруг задергаласьотчаянно. — Там у тебя жена и наследник. Такой же, как этот малыш Игорь.Последний твой сын! Я держу пальцы на твоем горле, а там держат лезвие меча нагорле твоего единственного уцелевшего сына. Род прервется, если сделаешькакую-то дурость.

Он осторожно отпустил Твердислава. Помятый князь несколькораз глубоко вздохнул, ощупал горло и шею. В глазах кипела ярость, но теперь тамбыл и страх.