Октавиан Август. Революционер, ставший императором - Адриан Голдсуорси

Император Цезарь Август был монархом во всем, кроме названия, и ни сенат, ни народ не мог лишить его власти – даже в том маловероятном случае, если бы кто-то из них захотел это сделать. В 13 г. до н. э. его полномочия в провинциях и трибунская власть Агриппы были продлены еще на пять лет, причем последний помимо прочего впервые получил maius imperium proconsulare (проконсульскую власть) – высший по отношению ко всем остальным, за исключением, пожалуй, лишь Августа, империй. Обоим деятелям было около пятидесяти лет, и статус Агриппы делал его ближайшим коллегой Августа со времен триумвирата. Они были почти равны, как бы ни звучало точное определение их империя. Агриппа являлся его зятем, что не только предполагало их политическую близость, но и давало ему некоторое превосходство над отцом Юлии. Однако он не был Цезарем и не обладал auctoritas, не говоря уже о клиентеле, связанной с этим именем. Будучи вторым после Августа, он и оставался вторым, и никто не пытался сделать его равным (Dio Cass. LIV. 28. 1).

Хотя Марк Випсаний Агриппа был уже немолод, он по-прежнему оставался способным и энергичным, и все таким же преданным своему старому другу. Его любимое изречение гласило: «Согласием поднимается и малое государство, раздором рушится и самое великое». Он вернулся в Рим в 13 г. до н. э. и пробыл там несколько месяцев, а потом отправился улаживать проблемы на Балканах. Когда он уезжал, Юлия была беременна уже в пятый раз – до этого у них родились две девочки, не считая Гая и Луция. Демонстрации силы оказалось достаточно для того, чтобы подавить беспорядки, так что к 12 г. до н. э. Агриппа вернулся в Италию, но по пути заболел и умер еще до того, как прибыл в Рим. Какая болезнь унесла его в могилу, неизвестно, но тот факт, что в течение года были назначены три консула-суффекта, чего обычно не делали, может указывать на наличие какой-то эпидемии. Вскоре после этого Юлия родила третьего сына, которого назвали Агриппа Постум (родившийся после смерти родителя).[556]

Когда Агриппа умер, Августа с ним не было. Дион Кассий передает, что он в это время находился в Афинах, председательствуя на Панафинейских играх, но, как только услышал о болезни Агриппы, то сразу же поспешил обратно. Тело покойного было с помпой перевезено в Рим, где состоялись публичные похороны, причем надгробную речь произносил сам принцепс. Затем вот уже во второй раз пепел еще одного члена его увеличившейся семьи был захоронен в мавзолее, который Август построил для себя лично.[557]

XVIII Августов мир

Сенат по случаю моего возвращения постановил посвятить на Марсовом поле алтарь Августову Миру.

Деяния божественного Августа. 12

Пер. А. Л. Смышляева

Самая песня моя к алтарю привела меня Мира… Мир, появись и всему свету спокойствие дай. Коль неприятелей нет, то нет и причин для триумфа: Славой почетнее войн будешь ты нашим вождям Воли мечам не давать – лишь для этого меч нам и нужен… Пред Энеадами свет пусть трепещет от края до края; Кто не боится, пускай любит прославленный Рим.

Овидий. Фасты. I. 709–718

Пер. Ф. А. Петровского

Агриппа завещал римскому народу свои обширные сады и термы на Марсовом поле, а также – некоторую часть своего имущества, чтобы обеспечить доход на их содержание. Август лично огласил завещание и таким образом обеспечил его выполнение, а также выдал каждому гражданину мужского пола или, по крайней мере, тем из них, которые находились в Риме, по 400 сестерциев, заявив, что это было еще одним желанием его друга. Подобная щедрость была типичной для деятельности Агриппы в течение двух последних десятилетий – он тратил большую часть приобретенного богатства на благоустройство, и таким образом результаты его деятельности можно было видеть в самых разных городах империи, но прежде всего – в Риме. По масштабам деятельности он намного превосходил любого из римских нобилей, будь то ныне живущих или покойных, кроме, пожалуй, одного лишь Цезаря Августа, и сочетал вкус к монументальности с практической стороной дела. Когда толпа стала жаловаться принцепсу на дороговизну вина, он ответил, что его зять и так дал им достаточно воды, построив для них акведук.[558]

Больше всех от таланта и усердия Агриппы выигрывал Август, и завещание в этом смысле не стало исключением: большая часть имущества Агриппы отошла его старому другу и тестю, в том числе – обширные владения в Италии и провинциях. Дион Кассий особенно выделяет одно из них, охватывающее большую часть Херсонеса в Греции. Огромное состояние, приобретенное Агриппой благодаря годам верной службы во время гражданских войн и после, теперь вернулось к его командиру, вместе с которым он возвысился, а впоследствии могло перейти к Гаю и Луцию. Политическая и семейная лояльность были практически неразделимы, и в Риме это считалось совершенно нормальным. К высшим должностям пробивались благодаря новым или унаследованным дружеским связям, покровительству или брачным альянсам. Агриппе особенно хорошо удавалось последнее, поскольку он сначала был женат на Помпонии, дочери богатого и имеющего хорошие связи Аттика, потом – на племяннице Цезаря Марцелле и, наконец, на его дочери Юлии. Союз, заключенный благодаря последней его женитьбе, стал еще прочнее после того, как Август усыновил двоих мальчиков, родившихся в этом браке.[559]

Семья имела большое значение для Августа. В этом не было ничего необычного, поскольку в Риме кровные родственники или ставшие таковыми посредством усыновления или брака, традиционно помогали друг другу строить карьеру, однако сын божественного Юлия возвеличил роль своей семьи до беспрецедентных масштабов. Раньше властью и должностью нельзя было распоряжаться по собственному желанию, так как обе они носили временный характер и были объектом конкуренции, а также зависели от каприза избирателей. Подобные ограничения не распространялись на императора Цезаря Августа, который мог предоставить Агриппе постоянную должность в той или иной форме и в конечном счете возвысить его до обладания трибунской властью и maius imperium proconsulare. Уже в начале 36 г. до н. э. жена и сестра Августа сравнялись по статусу с государственными деятелями благодаря дарованию им трибунской сакросанктности, чего ранее никогда не случалось, тогда как Марцелл, Тиберий и Друз, а со временем также и Гай с Луцием получили особое признание и возможность быстрее продвигаться по карьерной лестнице, что позволяло им занимать одну должность за другой, когда они стали взрослыми. Несмотря на все свое недовольство тем, как толпа приветствовала маленького Гая, Август сознательно выделял его семью из остальных и считал, что она достойна уважения и высокого общественного положения более, чем кто-либо другой в Риме.

Нигде это не проявляется с большей ясностью, чем на Ara Pacis Augustae, или алтаре Мира Августа. В память о победном возвращения принцепса из провинций 4 июля 13 г. до н. э. сенат постановил воздвигнуть ему алтарь, и Август предпочел именно этот тому, который изначально планировалось установить в Юлиевой курии. Новый алтарь воздвигли на Марсовом поле, что продолжало начатую принцепсом и Агриппой традицию превращения этой зоны в гигантский памятник их славы. Расположенный на священном участке, этот монумент походил на храм Януса: с обоих торцов располагались входы, а внутри искусная резьба по мрамору напоминала деревянный настил традиционного святилища. Так же изысканно были украшены и наружные стены, особенно северный и южный фризы, на которых изображалась религиозная процессия. Среди ученых по сей день ведутся споры о том, что это за процессия – настоящая, устроенная по какому-то особому поводу, или воображаемая, сочетающая элементы реальности и вымысла. Одной из наиболее убедительных гипотез является та, согласно которой на фризах показан обряд благодарения, или supplicatio в честь побед Августа в 13 г. до н. э. – это было одно из тех 55 благодарственных молебствий, устроенных по решению сената, на которые отводилось 890 дней – даже больше, чем было у Юлия Цезаря.[560]