Без боя не сдамся - Дина Рид

– Да, – тонким совсем, готовым сорваться в плач голосом ответила Маша. – Папа, что делать?

– Одевайся, по дороге разберёмся.

– Куда? Ты что? Зачем? – всполошились мама и бабушка.

– Не обсуждается, – отрезал папа. – Маша, не копайся.

* * *

Прогревая машину, папа сказал:

– Набери его.

– Не берёт, – всхлипнула Маша. – Обиделся.

– Он мужик нормальный. Взял бы. Телефон наверняка оставил в куртке, в концертном зале. Где можно его искать? Соображай.

– На базе, где живут участники. Под Красногорском.

– Поехали. А ты рассказывай всё и подробно. Кто он, откуда. Про ваши отношения. Но чтоб не врала больше, – сурово посмотрел отец. – От рук совсем отбилась, звезда. Дома посажу, салфетки вышивать.

– Пап, а ты его не побьёшь? Ну… за то…

Папа усмехнулся:

– А ты бы хотела?

– Нет, я за него боюсь. Ты вон какой большой… А у Алёши спина… Недавно опять встать не мог…

– А стоило бы… И ему всыпать, и тебя выпороть, – заметил папа. – И вообще, дочь, ты, конечно, женщина, но мозги иметь и твоему виду полагается. Это не дело: сначала кричать, потом плакать. Честно скажи – что с ногами произошло? Он виноват? Только не ври мне.

– Нет, мне Вика в туфли лезвия положила… – робко ответила Маша.

– Та самая?

– Да. А я не хотела портить Алёшин номер, дотанцевала до конца.

– Ладно. Болят?

– Потерплю.

До базы они добрались быстро, но приятная женщина-администратор в голубой униформе сказала, что Колосов ещё до отъезда на концерт номер освободил. Она думала, что он вылетел по рейтингу. Папа потёр подбородок, повторяя «вылетел… вылетел». Он взял телефон.

– Настюша, привет. Как-нибудь по базе у нас можно пробить, покупал билет Алексей Колосов сегодня, любой рейс в Ростов-на-Дону?

Не находя себе места, Маша мялась рядом с папой, повиснув на его рукаве – даже в удобных кроссовках стоять было чувствительно. С тоской глядя на огромную пальму в кадке, Маша молилась: «Не дай потерять его, Господи! Прости меня, дуру. Не дай! Не дай! Не дай!» Словно в ответ на её многократно повторённую просьбу папа наконец отозвался:

– Улетел домой твой Алёша. – Он взглянул на массивные часы на запястье. – Пять минут назад.

– Отвези меня в аэропорт, – попросила Маша.

* * *

Ростов-на-Дону. Узкий аэропорт в серой плитке встретил массовкой таксистов. Но теперь Маша была не одна, она прижималась к большому, надёжному, уверенному папе, чувствуя себя маленькой девочкой, допустившей непоправимую ошибку. Как можно было так легко отпустить Алёшу? Поверить телевизионной чуши? Как будто не знала изнутри эту кухню, в которой возможно всё. Маша была как в полусне, боялась ожить, выйти из анабиоза и понять, что Алёша ушёл навсегда. И значит, жизни больше не будет. Она сказала ему, что не мыслит жизнь без танца – это не так! Она не мыслит жизнь без него!

Такси остановилось у мрачного, как замок, дома на улице Парковой.

– Подождите нас, – попросил папа и спросил Машу: – Уверена, что здесь?

Она кивнула. Папа подал руку и помог дочери выйти. Чернильные тучи нависли над городом и, как в Москве, засеивали землю порошей. Ветер заворачивал полы пальто и толкал к «дворцовой» ограде. Схватившись, как за соломинку, за папину руку в кожаной перчатке, Маша с трепетом нажала кнопку домофона.

– Кто? – недружелюбно раздалось в динамике.

– Здравствуйте, меня зовут Маша Александрова, – произнесла она срывающимся голосом. – Я к Алёше. Он… дома?

Вместо ответа замок щёлкнул на калитке, и та приоткрылась. Маша с папой прошли к дому. Дверь распахнул пожилой коренастый господин в тёплом свитере:

– Проходите. Вы Маша. А с вами?

– Отец Маши. Сергей Вадимович, – протянул руку для рукопожатия папа. – Александров.

– Михаил Иванович Колосов, – представился хозяин.

– Извините, что мы так поздно, нахрапом, – улыбнулся Машин папа, который по возрасту вполне мог бы быть старшим сыном Алёшиного, и развёл руками: – Но вот дети…

– Ничего. Нормально, – кивнул Михаил Иванович и сообщил Маше: – Сын в своей комнате. Только час, как прилетел. Я вас провожу.

– Спасибо, я знаю, где. – Несмотря на головокружение и чувствительность каждого шага, Маша бросилась к бывшей столовой и без стука распахнула дверь.

Ссутулив плечи, Алёша застыл у окна. В той же белой майке, чёрных брюках, в которых был на концерте. Он устало повернулся, начав говорить: «Пап, потом», но, увидев Машу, изменился в лице.

– Ты?!

Он смотрел на неё оторопело, как на галлюцинацию.

Маша подошла к нему совсем близко, заглянула в серые глаза:

– Прости меня, Алёша! Ты можешь простить меня? – Она коснулась его холодной ладони. Алёша вздрогнул, будто очнувшись, и поднес её пальцы к губам.

– А ты?

Маша притянула к себе его голову, коснулась лбом лба:

– Родной мой, я не смогу без тебя.

Алёшины глаза засветились, одаряя Машу теплом:

– Но ведь ты…

– Никогда-никогда больше не оставляй меня! Даже если буду прогонять… Я глупая, ужасно глупая, но я тебя люблю. И ничего и никого мне больше на свете не нужно.

– Машенька. – Он с нежностью обхватил её лицо руками и целовал-целовал-целовал, не в силах остановиться. – Я же… не хотел ломать тебе жизнь, потому что я слишком люблю тебя.

– А как же ты сам? Как же твоя мечта о пении? Ты отказался от неё?

Алёша обнял Машу крепко:

– Нет. Они просто потребовали слишком высокую цену. Тебя. Меня. А предложили просто славу и просто деньги. Неравнозначный обмен. Петь можно где угодно, даже в подземном переходе…

– Зачем же в переходе? – послышался голос Михаила Ивановича.

Маша и Алёша обернулись – оба папы стояли в дверях, наблюдая за ними. И Михаил Иванович продолжил:

– Ты упёртый, сынок. Как я. Даже хуже. Смотрел я, как ты поёшь. И знаешь, что тебе скажу? Ты Колосов, а Колосовы на ерунду не размениваются.

– Спасибо, пап, – не поверил своим ушам Алёша.

– Пробьёшься, сын. И без продюсеров этих хреновых.

– Да ты не парься, пап, – улыбался Алёша, обнимая Машу. – Главное, я знаю, чего хочу. Буду работать, буду учиться. А ещё с ребятами встречусь, с которыми на море был, группу организуем.

– Группу… – хмыкнул отец. – Да ты, похоже, уже целую армию собрал!

И Михаил Иванович протянул недоумевающему Алёше планшет:

– Весь Интернет бурлит: верните нам Колосова! Между прочим, ведущий ток-шоу минут пять назад звонил, и не только он. Телефон уже оборвали. Боюсь, завтра журналисты и поклонники нас приступом будут брать. Сам посмотри.