Без боя не сдамся - Дина Рид

Алёша дёрнулся в кресле, сжав кулаки:

– Это не доказано!

– Разве меня это остановит? И помилуй, кто здесь требует доказательств? Свидетелей найдём. Пустим в эфир. Слухов добавим. Не отмоешься. Ты ведь сырьё, не больше. Если я захочу, станешь новым королём, а не захочу, в дерьме потонешь.

– Похоже, я уже там. По горло.

– Будешь вякать, захлебнёшься. И девчонку твою, танцульку эту, которая порезалась, туда же запихну.

– Не посмеете, – прорычал Алёша.

– Ага, больная мозоль, – ухмыльнулся продюсер и выставил вперёд квадратную челюсть, будто напрашиваясь на удар. – Помни, любую историю можно повернуть так и эдак. Это телевидение. Раз, – он щёлкнул пальцами, – и ты герой, два – и твоя танцовщица – проститутка, на которой пробу ставить негде. А откажешься с Викой постановочный роман раскручивать, про тебя с девчонкой фильмец смонтируем, всю историю с грязными подробностями, как довела возвышенного парня до комы городская шалава. И думаешь, не найдём на неё ничего? Ошибаешься. Уже нашли. И дальше стриптиз-баров твою девочку тоже никуда не возьмут, разве что на ночной канал.

Алёша весь заледенел, а Штальманн довольно резюмировал:

– Так что ты решай, решай, мальчик. До завтра разрешаю подумать. А теперь иди, репетируй.

Штальманн вышел из студии, оставив дверь приоткрытой. Алёша откинулся в кресло. Не много ли он должен заплатить за желание петь? Продаться с потрохами? Пение его путь – но не такой ценой! Алёша порывисто встал с мыслью догнать Штальманна и послать ко всем чертям, как вдруг зазвонил телефон. Алёша поднял трубку и услышал нежное Машино:

– Я люблю тебя!

– Я тебя тоже, – ответил он, вдруг почувствовав себя безоружным перед стаей голодных тиранозавров с долларами вместо зрачков. Он сел и схватился за голову: – Я очень тебя люблю!

* * *

Тиски. Они давили сильно, не давали вдохнуть. Алёше казалось, что он зажат в них, чтобы не убежал, и вот-вот голову расплющит пресс.

– Что же с голосом у тебя сегодня? – не понимала педагог по вокалу. – Песенка такая простая. На русском. Про любовь. Давай ещё распоёмся.

Алёша кисло поморщился: «Какой может быть голос, если голова скоро треснет от напряжения».

– Ты не заболел? – обеспокоилась Ирина Викторовна.

– Нет. Но я был бы вам благодарен, если бы вы дали мне десять минут перерыва. Мне надо собраться с мыслями.

– Хорошо, иди.

– Извините, боюсь, там мне не дадут…

– Ну ладно, как скажешь. Отдохни.

– Спасибо.

Он подошёл к окну и распахнул его, подставив лицо ветру. Стало чуть легче. Но не проще.

Надо же! Ещё утром во главе угла стоял вопрос: мстить или не мстить, а теперь гнев угас – на воображаемых чашах весов беременная преступница и «монах-маньяк» уравновесили друг друга. Но стоит уронить лишнюю каплю крови, сказать слово, и баланс нарушится. «Мне отмщение, аз воздам» – крутилось в голове. «Тебе» – отвечал Алёша, оставляя прошлому прошлое, тревожась о настоящем. Хотелось заорать во всю глотку: «Господи! Что делать? Подскажи!», и Алёша, забыв об учительнице, закутавшейся в шаль у электронного пианино, сложил ладони, обращаясь к небесам в едва слышимой молитве:

«Да воскреснет Бог, и расточатся врази его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут…[26]»

Алёша не нашёл решения сразу, но немного успокоился, а пока решил не торопить события: день на размышления дан, его стоит на них потратить.

Вечером на выходе из столовой рядом с Даланом, которому, как ни странно, нравилась местная стряпня, Алёша заметил чужака. Длинный рыжий бородач беседовал с певцом, как со старым знакомым, и высматривал конкурсантов. Алёша угрюмо направился к дверям.

– Постой, – ухватил рыжий его за рукав. – Надо поговорить.

И по голосу Алёша сразу узнал – водопад, Залесская, помощник режиссёра или оператор, тот самый, что разыскал место. Ему наверняка поручили съёмки романтической фальшивки с Викой. Обойдётся. День ещё не прошёл.

– Извини, занят, – едва обернулся Алёша и, высвободив рукав, пошёл дальше.

Но рыжий не отстал:

– Вопрос важный. Касается того, что произошло в Залесской.

Алёша остановился. Демонстративно засунул руки в карманы:

– Что ещё о Залесской?

Рыжий съёжился под тяжёлым Алёшиным взглядом и признался:

– Я муж Кати… Ты понял какой. Давай поговорим, как мужики. Я Леонид, Лёня. А ты Алексей?

– Да, – поджал губы Алёша.

– Может, не здесь, а у тебя или вон там, в закутке.

– Странно, что ты не любишь камеры, – усмехнулся Алёша. – Оператор вроде.

Они зашли в уголок отдыха за большой кадкой с распальцованной пальмой. Рыжего понесло: то заламывая худые руки под стать кладбищенской плакальщице, то размахивая ими, как аэромен у заправки, он тараторил:

– Брат, я всё понимаю. Ты злишься на Катю. Да и как не злиться! Поступила, как стерва. Я понимаю. Но, ты вспомни, ты был никакой – в аффекте. Сам-то что натворил… И она тоже: на глазах чуть подругу любимую не убили. Просто представь себе! Вот ты бы устоял? Вот скажи. Нет, я понимаю. Но она знаешь, как любит Марусю? Я даже ревную иногда. Кажется, больше чем меня. И я Марусю люблю – мы с ней друзья и соседи уже много лет. Так и с Катей познакомились, благодаря ей. А Катя же на Маруську молится: говорит, Маша – ангел. Самая-самая. Всё для нее. Уже еле ходит – беременность сложная, – а бегает к ней: то курочку, то рыбку покушать тащит, салатики всякие. Боится, что Маша себя голодом заморит. Вот как любит. А тут такое увидеть. Катя и не сдержалась. Брат, пойми. Ведь на неё тоже нападали в детстве. Зверски изнасиловали. Она до сих пор шугается ерунды разной. Не сдавай её полиции… – умоляюще взглянул Лёня. – Уже ничего не исправить. А сын без матери расти будет. И я один. Ну как я ребенка воспитаю, а, брат?

Алёше стало неприятно. Рыжий был жалок: трясущаяся бородка, колени полусогнутые, как у нашкодившего пса, разве что хвост не поджимал за неимением оного.

– Остановись, – сказал Алёша.

– Что? Поздно? Уже поздно? Ты был в полиции?

– Не был. – Алёша смотрел на рыжего – хотелось его встряхнуть, выпрямить, вернуть человеческий облик – и добавил: – И не пойду.

Рыжий растрогался, принялся трясти Алёше руку:

– Спасибо, брат, спасибо! Век буду обязан. Только не передумай! За лечение, если надо, платить будем. Всё, что скажешь. Я и тут, кстати, всех знаю. Подскажу, познакомлю, сведу с полезными людьми…

– Ничего мне от тебя не надо. На исповедь с женой сходите. И живите по заповедям.