Без боя не сдамся - Дина Рид

Катя отвернулась. Маша пробормотала:

– Ты никогда не говорила…

– Зачем о таком говорить?

– А Лёня знает? Про обрыв?

– Да. Он видел меня в лесу. С палкой. Я почему-то её не выбросила – хотела догнать тебя или ребят. Лёня тоже тебя искал. Мы столкнулись. Потом он догадался.

– Хороший, однако, друг… – поджала губы Маша.

– Я ему всё рассказала, и Лёня был согласен со мной, что монах… Алексей заслужил наказание. – Катя снова сделала паузу и хрипло произнесла: – Что ж, возможно, рожать мне придётся в тюрьме. Но, знаешь, за тех, кого я люблю, могу и убить. Тебя я люблю. Наверное, даже больше, чем Лёню. А ты? Ты теперь меня ненавидишь?

Машу раздирало непонимание и возмущение. Ком подкатывал к горлу, перекрывая дыхание. Чувствуя, что вот-вот разрыдается, Маша замотала головой:

– Нет-нет. Не ненавижу. Но Катя! Катька! Я люблю тебя, я люблю его! Я не могу выбирать! Не хочу! – Машу затрясло: – Катя, уходи, прошу тебя! Это всё должно как-то уложиться у меня в голове. Мне придётся это пережить… И пока не понимаю, как! Я не хочу на тебя злиться. Но, извини, я зла. Я очень зла на тебя. Лучше иди! Мы поговорим… Потом… как-нибудь…

– Маша… – Катя коснулась её кисти, но та вырвала руку и сказала:

– Иди. Просто иди. Я не могу сейчас!

Тяжело переваливаясь и поддерживая рукой большой живот, Катя поторопилась к выходу. Она распахнула дверь и, обернувшись, пробормотала:

– Прости…

* * *

Маша закрыла лицо руками и долго сидела не шевелясь. Господи, Катя… Как она могла выслушивать откровения, жить рядом, вытирать слёзы и думать только об одном: чтобы Алёша сгинул, исчез, испарился. Неужели его кровь не жгла ей руки? Неужели ей настолько наплевать на человеческую боль? Разве можно всё это назвать любовью? Очень странное понимание любви. Вдруг стало ясно: Катя не её защищала, она мстила за себя. И что самое страшное – было видно: она не раскаивается. Ведь так нельзя, как бы ни был Алёша виноват! Даже государство смертную казнь отменило…

Маша почувствовала капли холодного пота на спине. Катя ласковая, домашняя и Катя, представшая перед ней сейчас, – два разных человека – как близнецы: добрый и злой.

А если быть честной, Алёша тоже был разным: мрачным и весёлым, осуждающим и нежным, заботливым и грубым. Любящим и, наконец, страшным, безумным. Никто не знает, повторится ли с ним это… Но отчего-то Маша не боялась, не могла его бояться. Может, оттого, что отчасти стала ему как мать, когда нянчила его, немощного, не спала ночами у кровати, учила заново двигаться, или оттого, что они обменялись не только клетками, но частицами души, когда были любовниками?

Затрезвонил в руке телефон, Маша вздрогнула и, не глядя на номер, поднесла к уху.

– Мария? – произнёс до боли знакомый баритон. – Доброго дня!

– Здравствуйте, батюшка! – оживилась она. – Как вы?

– Спасибо, твоими молитвами. – Отец Георгий помялся, словно ему было неловко, и продолжил: – Я спросить тебя хотел, ты с Алексеем нашим связь не поддерживаешь?

– Поддерживаю.

– Хотел узнать, как он. На сердце неспокойно, хоть и не до́лжно мне. Давно его видела?

– Сегодня. Мы… вместе, батюшка.

– Не венчаны живёте? – недовольно буркнул отец Георгий и прикусил язык: – Ох, да как же вам быть венчанными, Алексей-то…

– Мы не живём вместе. Встречаемся. Он в музыкальном конкурсе участвует здесь, в Москве. Вы же знаете, как он поёт.

– Ну, добро. Значит, зря волновался. Здоров он?

– В общем, да. Более-менее. А почему мы не можем быть венчаны с Алёшей? – не удержалась Маша. – Потому что я не воцерковлена? Так он пока не настаивал.

– Ты ни при чём, Мария, хотя… и без тебя не обошлось.

– Батюшка, вы договаривайте, пожалуйста.

Иначе я с ума сойду. Столько секретов вокруг! Прошу вас!

– Алексей от церкви отлучен епархиальным судом. На три года. За грехи свои, что на тебя кидался… И за блуд…

– Какой блуд? – ахнула Маша.

– Да с тобой, наверное. Глупый он, спорить принялся с протоиреем: мол, не блуд, а любовь. Так бы епитимьями обошлось, хоть и строгими.

– Боже мой! А когда это было?

– В июне. Ходатайство сам подал. Будто наказать себя решил.

– Это ради вас батюшка, – вздохнула Маша. – Только ради вас. Алёша так скучал!

– Ох, Мария, не трави душу! Я же по закону нашему сообщаться с ним не должен. Но сердце кровью обливается.

– А вы лучше по сердцу, батюшка, поступайте, а не по закону.

Священник замолчал, и Маша поторопилась добавить:

– Я не учу вас, отец Георгий, и умничать не пытаюсь, просто, правда – так лучше. Когда Иисус жил, он ведь тоже не по писаным законам поступал. Сами знаете…

– Кхм, Мария, может, ты и права, – пробормотал священник, и Маша расслышала в баритоне нотки радости, обычной, человеческой, плохо скрытой. Он попросил: – Алёше передай, что я звонил. И, если захочет, дай ему мой телефон.

– Обязательно, батюшка! Думаю, он обрадуется.

– Благослови вас Господь.

Сердце Маши горячо забилось: «Алёшенька, Алёша» и, как прозрение, ворвалась мысль: он стал другим, потому что любит по-настоящему. Ведь всё есть в людях: и чёрт, и ангел. В каждом из нас живёт зверь, в каждом горит свет. И только от самого человека зависит, что он выберет в данный момент. Алёша сделал один выбор, Катя – другой. И это совсем не значит, что однажды Катя не решит иначе. Человек хорош тем, что не высечен из камня – он может меняться.

Маша набрала воздуха: она тоже выбрала своё, и «Маша прежняя» – та, кому было наплевать на чужие чувства, вокруг которой мир был обязан вращаться, больше не существует – она растворилась в дыме так и не зажжённого костра. Странный парень в подряснике изменил всё. Её окружали друзья, которые уже никогда не будут друзьями, её ожидала блестящая карьера, а теперь даже неясно, сохранит ли она работу – Юра наверняка сделает всё, чтобы этого не случилось. Ей хотелось известности и больших денег, а сейчас – одного: просыпаться и чувствовать тепло, болтать о пустяках, держаться за руку и видеть светлые лучики в Алёшиных глазах. Просто жить рядом с ним. Потому что Алёша помогает ей каждый день выбирать в пользу любви вместо ненависти. А она, возможно, помогает ему.

Наверное, это и есть любовь – делать выбор не в свою пользу, не брать, а отдавать с радостью и чувствовать счастье, когда человеку рядом с тобой хорошо. Маша набрала номер и произнесла:

– Алёша, я тебя люблю.

Взглянув на часы на телефоне, Алёша вошёл в центральное здание базы отдыха. Успел. Даже странно. В холле операторы настраивали камеры: