Never Fade Away - Барышников

обжигающей волной, окатывающей от макушки до пальцев ног. Ловил каждый момент, каждую эмоцию, пока рокер не вбился в него возможно глубоко, и не замер, содрогнувшись, роняя неровный глухой изнемогающий стон, все так же упрямо и безумно глядя глаза в глаза.

— Джонни! — вновь хрипло крикнув под этим сумасшедшим взглядом, Ви выгнулся в какой-то тяжелой тянущей истоме, отираясь до крайности напряженным членом о живот Сильверхенда, и кончил, через помехи на оптике теряя любимое лицо в свалке красных острых артефактов. — Джонни…

— Здесь. С тобой, — горячие пересохшие губы коснулись век, колючая жесткая щетина прошлась по носу и царапнула поочередно скулы. — Порядок?

— Я люблю тебя… — фраза изверглась сама собой откуда-то из самой глубины разорванной в клочья истерзанной души, и наемник, не сразу осознав, какие именно слова покинули его рот, заткнулся, задохнулся в попытке запереть внутри себя не только слова, но и предательское дыхание, которое посмело их вынести, и могло снова его подвести.

Что он несет?

Что подумает о нем рокербой? Что он скажет? О, боги, что рокер может сейчас сказать!

А если подумать серьезно, то что он может сказать наемнику сейчас, а? Чего страшного? Что может ему сделать на этом самом жутком пороге, у самой последней приоткрывающейся двери? Уничтожить его? Смешно до слез. Ви и так почти уже уничтожен внутри, от него осталась прозрачная оболочка, набитая ста десятью килограммами плоти и дорогущего хрома и тщательно заряженным Джонни упорством. И, кажется, чем-то еще…

И соло повторил свободно, четко и уверенно. Мстительно, возмущенно, жестоко, словно обвиняя. Бесконечно нежно и искренне, отдавая этим словам всего себя оставшегося.

— Я люблю тебя, Джонни.

— Я… — рокер вскинул темноволосую голову, глядя Ви в лицо. Губы его дрогнули, изогнулись болезненно. Наемник видел, как катнулся вверх-вниз под небритой кожей горла кадык, будто Сильверхенд и сам подавился словами. Карие магические глаза моргнули и вновь открылись, завораживая плещущимся в них бескрайним уровнем боли и ярости. — Я знаю. Мне жаль, Ви.

— Я понял. Заткнись, нахуй. Я люблю тебя, Джонни. Завали, — крепко и решительно обвив плечи рокера руками, наемник притиснул его к себе, целуя слепо и жадно куда попало: в скулу, в колючую щеку, в ухо, во влажный висок, ловя налипающие на губы пахнущие порохом пряди. — Не нужно мне нихуя. Пусть так. Хорошо. Мне не жаль, Джонни. Мне не жаль.

— Хватит, — Сильверхенд тяжело выдохнул в шею Ви, болезненно вцепился пальцами в плечо, и соло услышал, как, щелкнув, крепко сжались его челюсти — обозначились желваки, — и скрипнули зубы. Ви чувствовал острый и изводящий страх, разрушительную злость и животную тревогу. И не мог сейчас разобрать — свои ли.

Это было ебаным бредом, но сегодня они, кажется, не могли не пялиться друг на друга и минуты. Если умудрялись не утонуть самозабвенно в очередном заходе изматывающего секса, а отрывались друг от друга хотя бы на какое-то время, то все равно очень быстро сталкивались взглядами и замирали, словно деревенели, как два законченных ебаната, и смотрели глаза в глаза молча, не испытывая никакого неудобства.

Бессильно развалившись на диване лицом к Сильверхенду, Ви курил. Он только что отзвонился Маме Уэллс и уговорил ее позаботиться о Нибблзе, если он сегодня не вернется. Святая женщина, принявшая Мисти после смерти Джеки, сочла кота от второго вечно нарывающегося на неприятности еблана не такой уж большой нагрузкой. И соло был ей бесконечно благодарен — это решало проблему со вторым близким ему существом, если им не суждено будет выйти из «Углей» живыми.

Рокербой сидел напротив, вытянув свои длиннющие ноги в кожаных штанах. Босые ступни упирались в низкое сидение у бедер соло. Идеальные, ровные, прямые большие пальцы периодически шевелились, задевая низ живота Ви, и он опускал руку и задумчиво, вряд ли осознавая свой жест, привычно касался, гладил их, очерчивая ногти. Джонни в ответ запрокидывал голову, щурился от дыма своей пиксельной сигареты и улыбался довольно. И наемник ловил эту улыбку, вбирал всем существом, утаскивал алчно, блять, в самые глубины своего сознания. Отблеск металлической ключицы, очертания татуировки аркана Башни, мелькнувшей на внутренней стороне бицепса, когда рокер лениво стряхивал энграммный пепел, перекрестье широких шрамов на боку, ответный внимательный спокойный взгляд. Ви хотелось насытиться Сильверхендом максимально, полностью, впитать его целостный образ, не упустив ничего, ни малейшей детали, ни малейшего аспекта — душа, запах, внешность, жесты, мимика, голос.

— Расскажи мне что-нибудь, Джонни, — соло, вспомнив кое о чем, сжал вновь шевельнувшиеся пальцы ног рокербоя. — Или сыграй! У меня есть гитара.

Расслабленная поза Джонни на миг изменилась, он даже набрал воздух в свои несуществующие легкие, но в итоге не разомкнул губ, точно удерживая что-то невысказанное в себе. Но связь между ними была уже так прочна и так сильна, напоминая широкополосное двухстороннее шоссе, и Ви даже не нужно было специально стараться, чтобы влезть в голову рокера, он и так не читал, а словно чувствовал его мысли, как мимолетные свои. Сильверхенд хотел спросить, нахуя ему, неучу, потребовалась гитара, но понял, какой ответ может получить: «Научиться играть потом, когда тебя не будет», и промолчал, не желая пробуждать призраки ближайшего будущего.

Все переходы, неприятные толчки и дискомфортные моменты слияния остались уже в прошлом. Теперь все происходило настолько естественно, будто их всегда было двое в этом теле — равных, не делящихся на хозяина и гостя, своего и чужака. Рокербой сделал шаг, взглянул в глаза наемника, пропал и Ви ощутил лишь охуительную законченность собственного «я», как сложился вновь идеально трудный паззл. Его руки были руками Джонни, его легкие были легкими рокера, контроль блуждал легко, перехватывался малейшей мыслью, побуждением. Но соло отступил сам, совсем отрешившись от управления, с наслаждением отдался воле рокера.

— На хуйню не размениваешься, как погляжу? — беря новенький Deluze Orphean за гриф, ухмыльнулся Сильверхенд, усаживаясь на пол, спиной к стене. Говниться и иронизировать он мог сколько угодно, но Ви прекрасно видел, как его согрело прикосновение к знакомому хорошему инструменту. Видать, выебывался чисто для порядка, чтобы не терять навык. — И нет, Ви, не будь фанатьем, еще успеешь наслушаться SAMURAI.

Гитара липла новеньким лакированным покрытием к голому животу наемника, пока рокербой привычно, сноровисто до небрежности настраивал ее, подкручивая колки, трогая струны, проверяя звук. Ви тянулся изредка и коротко, получая недолгий тактильный доступ, не перехватывая контроль, лишь ловил импульсы нервных окончаний, рожденные сознанием Джонни в его теле — это было странно, вроде необъяснимого, но безгранично приятного сна.

А потом рокер закончил с настройкой, коснулся струн уже совсем